Лес шуметь не перестал...

— Не знаю, сам я не был на собрании. Лабырь Гостя сказывал, — проговорил тот, постукивая палкой по своим грязным лаптям. — Так ты поскорее, велели сейчас же приходить.

Кондратий вошел в избу помыть руки. В передней избе между Еленой и свекровью шла перебранка, начавшаяся еще с раннего утра. Кондратий с сердцем плюнул и поторопился уйти из избы.

В Совете было людно и шумно. Эта резкая перемена сразу же бросилась в глаза Кондратию. Прошли, видно, те чиндяновские времена, когда здесь суетился один дядя Игнатий и по вечерам в углах скреблись голодные мыши. Кондратия обдало едким махорочным дымом, он закашлялся. Откашливаясь, вглядывался в лица присутствующих.

— Сюда, сюда подойди, гражданин Салдин, — позвали его к столу.

Он стал пробираться между вытянутыми ногами сидящих на скамейках и прямо на полу.

Кондратия резануло слово «гражданин». «Как на суде, — подумал он. — Всех называют «товарищ», а я, видишь ли, «гражданин».

— Вот здесь небольшую поправку надо сделать, — сказал ему Григорий Канаев, когда Кондратий остановился у стола. — Дело в том, что при распределении сельхозналога Чиндянов упустил из виду твою ческу и движок, и под обложение попал один только ветряк. Сам должен понимать, что этого так оставить нельзя.

— Но ведь движок не работает, да и ческа почти без дела стоит, — возразил Кондратий, поеживаясь и оглядываясь по сторонам, словно призывая всех в свидетели.

— Ну ческа, допустим, у тебя работает, Да и движок кое-когда пыхтит. Доход все же имеешь от них, а коль есть доход, стало быть, надо платить налог.

— Разорить вздумали меня, — сказал Кондратий, пряча глаза.

— Ну, положим, тебя этим не разоришь, — вмешался тут же сидящий Дракин, расправляя широкие плечи.

Кондратий спиной чувствовал бесцеремонные взгляды присутствующих. Ему стало не по себе. Он переступал с ноги на ногу, скрестив на животе руки, не зная, что ему делать, уходить или оставаться, сутулился еще больше, время от времени пугливо поглядывая на Григория Канаева. А тот, казалось, давно уже забыл про него и занимался своим делом, перелистывая толстую книгу посемейных списков жителей Наймана. С ледяным холодом в груди почувствовал Кондратий, что он совсем чужой среди этих людей, которые теперь разглядывают его, посмеиваются между собой.

Секретарь протянул ему две бумажки, вторую велел передать Кошманову. Кондратий машинально сунул их в карман и направился к двери. Выходя, он казался еще сутулее, словно эти две бумажки придавили его к земле. Однако выражение лица и глаз совсем не соответствовало согнутой спине. Его маленькие серые глазки сверкали из-под седых и лохматых бровей, словно зловещие искорки из сухого взъерошенного мха, готовые в любую минуту вспыхнуть бурным пламенем. Широкий рот был искривлен в холодную улыбку, бросавшую тень на сморщенные желтоватые щеки. «Начинают подтягивать супонь», — проговорил он и выругался, споткнувшись о порог. Кондратий пересек небольшую площадь позади церкви и прошел мимо своего движка, хмуро поглядывая на посеревшие тесовые стены. Почти у самого дома вспомнил, что надо было зайти к куму и отдать одну из бумажек.

В доме все еще шла перебранка между Еленой и ее свекровью.

— Да перестанете вы добром или нет?! — крикнул на них Кондратий, входя в переднюю избу.

Обе женщины сразу умолкли. Кондратий дома почти никогда не повышал голоса, его окрик сразу прекратил ссору.

— Ай что случилось? — спросила старуха.

— Случилось, старая карга! — опять крикнул он, метнув на мать сердитый взгляд.

— Господи, боже мой, что с тобой?! — закрестилась старуха, шагнув к нему, но сразу же остановилась.

Кондратий схватил с лавки тяжелую каталку для белья и запустил ею в мать. Та охнула и выскочила в заднюю избу. Елена отвернулась, сдерживая смех. Однако это не ускользнуло от Кондратия.

— Ты еще смеешься, паскуда! — крикнул он и, сжав кулаки, направился к жене.

— С ума спятил! — удивилась Елена, быстро поворачиваясь к нему.

Кондратий молча, с пеной на искривленных губах, лез драться. Елена схватила его за руки, заломила их назад и с силой оттолкнула от себя. Кондратий потерял равновесие и, как куль с овсом, тяжело рухнул на пол, стукнувшись затылком об угол голландки. Он лежал неподвижно, с посеревшим лицом и раскинутыми по сторонам руками. Картуз его отлетел в сторону, из-под растрепанных седых волос на полу показалась кровь. Елена быстро опустилась перед ним на колени и стала тормошить его за полы коротенькой шубенки.

— Кондраша! Кондраша! — шептала она дрожащими от испуга губами.

Услышав шум, старуха заглянула и тут вбежала в комнату. Бросилась к сыну. Увидев кровь, завопила истошным голосом:

— Караул! Убила!..

Кондратий заворочался, повернулся на бок.

— Чего орешь, безумная? — хрипло сказал он.

— Иди принеси из погреба лед, — торопливо сказала Елена свекрови, снимая с головы белый ситцевый платок и разрывая его надвое.