Леса хватит на всех

Жуть была здесь повсюду. Слоем чёрной пыли она покрывала потрескавшийся, провалившийся ямами асфальт мостовых и тротуаров, висела длинными «бородами» на ветвях чёрных, как смоль, деревьев, пялилась на мир слепыми фасадными окнами. И — ни самого слабого дуновения ветерка, ни шевеления, ни мелкой живности вроде крысы или воробья. Насекомых, и тех не видно.

Одно слово — Мёртвые кварталы.

Ева вытащила из рюкзака штаны от старинного ОЗК — общевойскового комплекта химзащиты. Громоздкие, тяжеленные, неудобные, они доходили ей до подмышек. Снизу к штанинам были приклеены бахилы из толстой резины — ноги поместились в них вместе с ботинками. Подогнав плечевые брезентовые лямки, ева потуже перетянула штаны поясом, а сверху, поверх штормовки, натянула второй элемент химзащитного «гардероба» — куртку из прорезиненной ткани, такую же тяжёлую и громоздкую. Откинула на спину капюшон и, прежде чем вдеть руки в лямки рюкзака, повесила на бок противогазную сумку. Здравый смысл требовал натянуть на лицо резиновую маску, чтобы не надышаться чёрной пылью, которая в Мёртвых кварталах была повсюду, но Ева, немного подумав, решила ограничиться респиратором и очками-консервами с резиновыми манжетами, плотно прилегающими к коже. Противогаз, конечно, надёжнее, но в нём почти ничего не видно — особенно, если запотеют стёкла. Способность же вовремя увидеть приближающую опасность любой егерь справедливо полагал главным условием выживания в подобных местах — пыль там, или не пыль…

Ну, вроде всё? Она поправила на плечах лямки самодельного станкового рюкзака, поудобнее пристроила под мышкой карабин — так, чтобы его в любой момент можно было перекинуть на грудь, проверила, легко ли выходит из ножен нож-боуи с костяной ручкой и массивным бронзовым навершием.

Ну, вроде, всё в порядке? Тянуть время дальше не имело ни смысла, ни повода, и Ева, затаив невольно дыхание, перенесла ногу через черту, за которой уже тридцать лет, как властвовала жуть и чернота.

Чёрная пыль хрустела под подошвами, подобно свежевыпавшему в морозный день снегу. Эти крошечные, подобно частицам кварцевого песка, кристаллики, не поддающиеся, если верить университетским умникам, никакому механическому воздействию. Это была ещё одна из бесчисленных тайн Московского Леса — откуда берётся этот материал, из чего он состоит, почему именно в местах Прорывов в него обращается растительность, но никак не живые существа? Даже привычное стремление защитить органы дыхания и рот от чёрной пыли вызваны не боязнью отравления или заражения, а стремлением защитить организм от этого неистребимого порошка. Ну и известный любому егерю эффект, когда из руки, погружённой в кучку чёрной пыли, словно высасывает жизнь, энергия, а ни смену им приходит леденящий холод. Объяснить этот эффект не смог ни один из учёных, работавших с этой загадочной субстанцией — возможно, как уверял Бич, дело было в том, что образцы чёрной пыли, изъятые из общей массы быстро теряли свои загадочные свойства? Так или иначе, избегали её инстинктивно, без каких-то поддающихся логике причин.

От ясно видимой границы Мёртвых кварталов до ближайших домов — неказистых, постройки ещё пятидесятых голов прошлого века, кирпичных пятиэтажек — было метров семьдесят. Ева прошла немного вверх по улице — судя по старой, ещё доприливных времён, карте, это была Восьмая Соколиная. Часть окон на фасадах скалились острыми клыками выбитых стёкол, но большинство уцелело. В дверных проёмах не колыхались занавеси из проволочного вьюна или пожарных лиан, которые непременно затянули бы любое окно или дверной проём в прочих частях Леса. Да и откуда им тут взяться — с самого Зелёного Прилива здесь ни выросло ни былинки, что зелёной, что чёрной. Пыль свешивалась фестонами с косяков, и Ева старалась не приближаться к подобным «украшениям» — казалось, от малейшего колебания воздуха она мягко обрушится вниз и чёрным облаком окутает неосторожного, рискнувшего потревожить её мёртвый покой.

А оно ей надо?

Ева подошла поближе, старательно огибая кусты, более похожие на чёрные сугробы, и остовы автомобилей, на крышах и капотах которых громоздились толстенные подушки всё той же зловещей субстанции. Раз или два она натыкалась на скелеты — отполированные то ли временем, то ли какими-нибудь здешними падальщиками кости ярко белели сквозь налёт чёрной пыли. А один раз попался череп, одиноко лежащий на тротуаре — сколько она не озиралась, прочих костей она не заметила. Перевернула страшную находку стволом карабина, невольно ожидая увидеть в кости дырку от пули — нет, целёхонек…

А ещё — в пыли, покрывавшей мостовые и тротуары, не отпечатался ни один след, ни звериный, ни человеческий. Хотя нет — вот, кажется, что-то видно…