Леса хватит на всех

— Нет, итальянского он не знает… — ответила Франа. — Просто когда живёшь на Манхеттене, волей-неволей нахватаешься фразочек и на нём, и на испанском, конечно. он же, как и я, и прочие белые волонтёры, состояли под покровительством группировок, в которых заправляют латиносы.

— А что, есть и другие?

— Куда ж без них? Негры, объединённые в банды вокруг бокоров вуду, выходцев с Гаити. Вот к этим лучше не попадаться живыми. Такое рассказывают…

Она невольно поёжилась, что-то вспомнив.

— Ладно, это всё далеко, хвала мадонне. Патрик — на самом деле его зовут Патрик Лерой, он ирландец, — собирался побеседовать с этим охотником… как ты его назвал, Слон?

Мамонт. — отозвался Умар. — это прозвище, а имя — Саня, Александр. Фамилии не знаю.

— Вот-вот, с Мамонтом. Мы договорились встретиться в «Армении» часа через полтора, там обо всём подробно и поговорим. Ты сейчас иди туда, отдохни, ужин закажи — мясо у них отменное… А я пока загляну тут в одно любопытное местечко, заметила по дороге.

— Одна? — Умар недовольно насупился. — Может, лучше не стоит? Мало ли что…

— Стоит — стоит! Ты это оценишь… потом. Ночью.

Франа многообещающе улыбнулась и как бы невзначай провела кончиком языка по губам. Щёки сильвана стремительно приобрели лиловатый оттенок — итальянка уже выяснила, что так Умар краснеет.

«…погоди, дорогой, то ли ещё тебя ждёт…»

— Да не волнуйся, ничего со мной не случится! — добавила она после секундной паузы. — Я буду… тenere gli occhi aperti… осторожнее — так, кажется, по-русски?

V

2054 год, осень.

Район

Соколиной Горы.

Дистанция была всего ничего, какие-то полсотни метров. С такого расстояния, да из собственноручно пристрелянного карабина, Ева не промахнулась бы и стреляя навскидку с открытого прицела. Тем не менее, она поудобнее упёрлась локтями в ржавый капот равно сгнившей легковушки, поймала голову вожака в перекрестье четырёхкратника и, задержав дыхание, легонько потянула спуск.

Т-дах!

Карабин лягнул в плечо — несильно, отдачу смягчал слоёный, с фасонными амортизирующими прорезями, затыльник на прикладе. Голова крысолицего ещё разлеталась кровавыми брызгами, а ладонь Евы уже легла на рукоятку затвора.

Клинг-кланг-клац!

Дымящаяся гильза, звеня, заскакала по асфальту, перекрестье прицела улеглось на диафрагму правого надсмотрщика. Тот ещё не понял, что произошло — стоит и ошалело пялится на падающую фигуру вожака и медленно, убийственно медленно, поднимает свою палку

«…проку тебе от неё…»

Т-дах!

Клинг-кланг-клац!

Второй надсмотрщик повалился кулём — крысиным лицом вниз, в чёрную пыль, палка с сухим стуком скачет по растрескавшемуся асфальту и застревает в пучке чёрной травы. Третий, последний повернулся спиной к невидимому стрелку и сделал попытку кинуться прочь.

«…шалишь…»

Ева поймала двигающиеся под плащом лопатки беглеца в оптику, помедлила, чертыхнулась, и убрала палец со спуска. Стрелять было никак нельзя — Петюня, вовремя сообразивший, что расклады изменились, прыгнул надсмотрщикуна спину и ловко, в два оборота, обмотал верёвку вокруг его шеи. Двое других его товарищей по несчастью кинулись на помощь, но это уже не требовалось — челнок упёрся коленом в спину поверженного врага и обеими руками натянул верёвку. Ева отчётливо видела в оптику, как задёргались, засучили ноги, и — отвратительная, но почти неизбежная при удушении деталь — потемнели от влаги широкие, светлой ткани штаны.

— Омочился, болезный… — злорадно хмыкнула Ева, почему-то по-русски. — А вот будете знать, рorco madonna, как приличных людей во всякую нечисть обращать!

Она встала в полный рост и помахала карабином пленникам, с упоением продолжавшим пинать слабо подёргивающееся тело крысолицего.

— Scusi per il disturb[34], синьоры, но мой вам совет: заканчивайте ваше simpatico divertimento[35] и идите сюда, пока приятели этого вastardo[36] не заявились на выстрелы! Руки-то сами развяжете, или нож принести?

* * *

Бывший пленник — невысокий белобрысый парень с карими, навыкате, глазами, озирался, потирая натёртые жёсткими верёвками запястья. Вид у него был затравленный, жалкий — даже теперь, после чудесного спасения.

— Держи вот, глотни. — Ева протянула парню флягу. — Коньяк, тебе сейчас полезно, нервы успокоить.

Парень — он назвался Тимофеем, — послушно глотнул из маленькой плоской фляжечки и закашлялся. Напиток был крепкий, не меньше, чем сорокалетней выдержки — Ева самолично добыла несколько бутылок из винного бутика в цокольном этаже сталинского дома на Кутузовском проспекте, безжалостно разваленного двумя гигантскими грабами.

— Вроде, я тебя встречала, Тимоха. Ты, часом, не из Боброхаток?

— Оттуда! — парень до того обрадовался, что забыл сделать второй глоток, и фляжкой завладел сидящий рядом Петюня. — А я вас тоже помню. Вы докторша, да? Один из ваших у нас летом отлёживался, потравленный. Так вы при нём были, выхаживали…