Леса хватит на всех

Боброхатки — большое, крепкое поселение в Лихоборах, на Головинских прудах. Люди мирно соседствовали там с колонией гигантских полуразумных бобров, ещё одного «мутантного» вида, порождённого Лесом, а благодаря близости западного языка Большого Болота, промышляли там охотой и сбором трав, корешков и прочей болотной флоры, использовавшейся для приготовления разнообразных зелий и снадобий по всему Лесу. Спрос на эту «продукцию» был устойчивый и далеко превышал предложение, так что обитатели Боброхаток слыли среди соседей чуть ли не богачами.

— Было дело… — кивнула Ева. Она действительно доставила Виктора в Боброхатки из Грачёвки, едва живого, с гниющей от яда Порченого друида рукой — и сутки с лишним удерживала между жизнью и смертью. Справилась, спасибо хитрым лесным снадобьям да огромному опыту лучшего среди егерей полевого медика, но руку Виктору пришлось отнять.

— Ты лучше скажи, как к этим-то попался? Что они от тебя хотели — не спрашиваю, сама видела…

— Да по-дурацки… — потупился Тимоха. — Собрался на ВДНХ, по торговым делам, да заторопился, наших дожидаться не стал. Сам, думаю, доберусь: до Останкина по железке, а дальше пешком, рукой подать.

— И что, с товаром, и на своих двоих? — недоверчиво осведомился Петюня. Он в свою очередь завладел Евиной фляжкой.

— Так товар-то нетяжёлый! — ответил боброхатец. — Яд хрустальных змей, три литровые банки сока синего корня, ну и травок всяких с полпуда — это по заказу, для одного торговца снадобьями, у него своя лавка на ВДНХ, постоянный клиент. Очень ихняя брат наши травки уважает.

— Тогда да, тогда запросто. — согласился Петюня и хмыкнул — как показалось Еве, с завистью. Благодаря близости западного языка Большого Болота, обитатели Боброхаток промышляли там охотой и сбором трав, корешков и прочей болотной флоры, использовавшейся для приготовления разнообразных зелий и снадобий. Спрос на эту «продукцию» был устойчивый и далеко превышал предложение, так что обитатели Боброхаток слыли среди обитателей Леса чуть ли не богачами, но с челноками вроде Петюни дело имели редко — предпочитали сбывать свой редкостный и дорогой товар на ВДНХ, проверенным клиентам.

— Ну, собрался ты на ВДНХ — и дальше что? — нетерпеливо спросила Ева. Особенности торговли ингредиентами снадобий, даже такая выгодная, сейчас её мало интересовали. Совсем не интересовали, если честно.

— А ничего! — вздохнул Тимофей. — Забрался я на дрезину, устроился, попутчики грибовухи поднесли. Ну, я, знамо дело, отказываться не стал — глотнул пару раз и отрубился. А когда в себя пришёл — был уже в вагоне, со связанными руками.

— Попутчики, говоришь… — Ева недобро сощурилась. — Часом, не эти самые, в плащах? С физиономиями, как у крыс?

— Они самые. — подтвердил боброхатец. — Трое их было, представились челноками, будто бы в Останкино едут, в Древобашню, торговать. С тюками!

— А дрезина — эта самая? — спросил Петюня, прикончивший, наконец, коньяк. — На которой нас сюда привезли?

— Она. Я, когда нас из вагона выводили, нарочно глянул, она самая и есть.

— А этот?

Она кивнула на труп второго пленника, плотного рыжеволосого дядьки лет пятидесяти. Ему не повезло: разрезая верёвки ножом, извлечённым из-за пояса задушенного крысолицего, бедняга поцарапал себе запястье, и несколько минут спустя забился в припадке, вроде эпилептического. Петюня с Тимохой сделали, что могли — засунули ему между зубов сложенную в несколько раз верёвку и, подхватив под руки, поволокли к Еве, размахивавшей карабином из-за угла ближайшего дома. Они наскоро соорудили что-то вроде носилок и долго несли пленника, стараясь уйти подальше от страшного места. У пленника шла пена изо рта, он до хруста костей корчился в судорогах — и несмотря на три сделанные Евой укола, так и не пришёл в сознание, скончался в жесточайших конвульсиях. Ева осмотрела нож, послуживший причиной его гибели — длинное, волнистое, как у малайских крисов, лезвие из тёмно-серой стали имело пористую структуру и пахло чем-то едким, кислотным. Егерша заявила, что клинок смазан сильнодействующим ядом, вроде кураре — даже крошечная царапина, нанесённая этим ножом, неизбежно приводит к смерти.

— Он из Кускова, фермер. — сказал Петюня. — Уже сидел в вагоне, когда меня туда забросили.

Боброхатец торопливо закивал, подтверждая сказанное.

— Кусково, говоришь? — Ева хмыкнула. — То-то мне показалось, что от него пальмовым маслом разит…

Жители кусковского парка специализировались на выращивании особого сорта громадных пальм, не произраставших больше нигде в Лесу. Из масла, которое они давали, здесь же, в здании Кусковской усадьбы, по какому-то неясному капризу, пощажённом Зелёным Приливом, устроили фабричку, где из масла получали вполне приличный биодизель. На продукции здешних «перегонных кубов» работали движки путейских дрезин, моторные лодки речников, а так же хоть и нечасто, но встречающиеся в Лесу дизель-генераторы. Торговали кусковцы и очищенным пальмовым маслом — им в Лесу заправляли светильники, от настольных ламп до иллюминации Золотых Лесов и фонарей на аллеях ВДНХ.