Леса хватит на всех

— Как именно он угодил к этим, крысолицым — не знаете?

— Знаем, отчего ж не знать. Нас троих почему-то отдельно от остальных держали, но поговорить успели. Он засиделся в кабачке. Говорил — там было много народу, в том числе и проповедник из ЦВЛовцев. Он поначалу пытался речи свои говорить, но когда кусковцы хотели набить ему рожу, то умолк и стал всех угощать. Ну и подсыпал этому, рыжему, что-то в пиво. Он говорил: свалился под стол и заснул, а когда проснулся — был уже в вагоне. Связанный, как и все прочие.

На мертвеца Петюня старался не смотреть, отводил глаза.

— ЦВЛовец, говорите? — Ева поцокала языком. — Из Древобашни повылезали, вот значит, как… Всё чудесатее и чудесатее, как говорила девочка Алиса.

Петюня пожал плечами и встряхнул фляжку. Та, увы, была пуста.

— А сам-то как попался — расскажешь?

— Да как-как… по дурацки, вот как! — опытному челноку неприятно говорить о своём промахе. — Почти так же, как этот бедняга.

Он ткнул флягой, указывая на труп кусковца.

— Дело было в Малиновке, в ихнем питейном заведении. Хорошая у малиновцев горилка, особливо под разговор, ну и… сама понимаешь. Я — то собирался к сетуньцам ехать, с товаром, к вечеру они меня ждали а тут — засиделся до поздней ночи. Гляжу на часы — ну всё, думаю, дело швах, дрезина меня не дождалась! Полез, значит, на мост, а ноги-то не держат… Подсобил мне один, не из местных, мы с ним горилку вместе дегустировали: поднял наверх, Мойшу помог затащить, вместе с тюками. А когда я у перил устроился, чтобы, значит, проблеваться с моста в реку — огрел меня чем-то по затылку. Очнулся я уже в вагоне. Голова разламывается, и от похмелья и от удара, руки связаны, Мойши с товаром нет — короче, полный кирдык.

Ева подумала.

— А этот твой собутыльник, он тоже из ЦВЛовцев? Проповедник?

— Да кто ж его знает? — Петюня уныло пожал плечами. — Говорю же, горилка у них забористая, память начисто отшибло.

— Отшибло — или он тебе что-нибудь подсыпал?

— Мог и подсыпать. — согласился челнок. — Вполне даже мог, сволочь! Так-то я свою меру знаю, а тут… в общем, говорю тебе же: по глупости своей попался.

— Ладно, всё с вами ясно. Давайте, приходите в себя, а я пока прикину, что делать дальше. Поройся в рюкзаке, там фляга с морсом, галеты и мясо сушёное. Оголодали, небось!

— А то! — Петюня потянулся к рюкзаку. — Они, твари, ни разу нас не кормили, и даже пить не давали! Я уж думал, подохнем…

— Поверь, если бы ты знал, что они вам готовят — предпочёл бы подохнуть.

И Ева вкратце рассказала о жуткой сцене на парковке. Петюня перепугался до того, что забыл о мучивших его голоде и жажде.

— В зомби, значит всех… — повторял он, сплетая и расплетая дрожащие пальцы. — В чёрную пыль, как мертвопоклонников, только не по своей воле? Что же это за нелюди такие?

— По ходу, они из Древобашни. — задумчиво сказала Ева. — ЦВЛовцы. Сам же слышал: и Тимоху, и кусковца именно они заманили. Что, если и этот твой, сердобольный, тоже связан в ЦВЛ?

— Да хрен его знает! — Петюня злобно, нецензурно выругался. — зуб не дам, но, вроде была одна обмолвочка, характерная. Я тогда внимания не обратил, а теперь вот гадаю…

— Какая? — немедленно среагировала Ева.

— То ли об Останкино он упоминал, то ли ещё что-то… — Петюня сокрушённо помотал головой. — Нет, не вспомню. Говорю же — память начисто отшибло.

— Вот видишь, всё одно к одному! Печёнкой чую, оттуда эта зараза ползёт…

— Ну, ежели печёнкой, тогда да. — Петюня вытащил из Евиного рюкзака полоски копчёного мяса, завёрнутые в большие подсохшие листья. Понюхал, протянул Тимохе, который немедленно впился в мясо зубами. — Ты докторша, тебе виднее. А я так рассуждаю: надо людей упредить, лесовиков, что развелась такая нечисть. Из Древобашни они, или нет — ещё надо прояснить, а пока пусть поберегутся. И насчёт путейцев тоже сообщить, что они с ними заодно!

— Ты погоди, не пори горячку! — встревожилась Ева. — Сообщить, скорый какой! Тут обдумать всё надо хорошенько…

— Чего тут думать-то? — удивился Петюня. — Они ж им помогают! Вагон этот гадский, дрезина — он что, тоже ЦВЛовские?

Тимоха дожевал мясо и теперь слушал спорщиков, не решаясь вставить хотя бы слово.

— Это вряд ли. — вынуждена была признать Ева. — Путейцы чужаков на своих рельсах не потерпят. Но ведь среди них разные люди встречаются — и славные парни, друзья, вроде Лёхи-Кочегара, и откровенные сволочи и такие… ни рыба, ни мясо. Что, если только один из путейцев скурвился, а ты всех, без разбора обвинишь? Подумал, чем это может закончиться?

— Чем?

_- А тем, что лесовики пуще смерти боятся всего, что связано с Прорывами, Мёртвым лесом и чёрными зомби. Вот ляпнешь ты, не подумав, а другие услышат, поверят — и кинутся дрезины жечь и рельсы разбирать? Путейцы для всего Леса важны, без них никак!

— Фак фто фе фелать? — Петюня говорил невнятно, поскольку рот был занят галетой.