Лёшенька

– Не дождалась она твоего Якова, долго раздумывал, – усмехнулся Антип и отодвинул пустую чашку. – Однако, пора мне. Спасибо за чай.

– Да что вы, Антип Николаич, вам за Лёшеньку спасибо, душа не на месте, когда он далеко…

***

Не о такой доле мечтала Матрёна для единственной своей дочери. Она давно лелеяла мечту отправить Феню в Питер на попечение своего дяди, хоть и старого, но крепкого мужика, он обещал пристроить Феню ученицей к портнихе. Стала бы сама портнихой, а при такой внешности, да при хорошей одёжке нашла бы и мужа хорошего да богатого. Барыней бы жила, кофий с сахаром пила.

Всё прахом пошло. Понесла от вдовца-калеки, а вдовец ещё и с дитём. И что хорошего в нём люди находят? Обычный мальчишка-босяк, а бабы млеют. Лёшенька да Лёшенька…Тьфу! Но хоть вой, хоть кричи, а позор-то прикрыть надо, пузо на нос лезет. Ох…

Матрёна перебирает сундук, перетряхивает костюмы и юбки, пересыпанные нафталином. Простенькое лицо её с носом-пуговкой и маленькими бесцветными глазками красно и сердито. Как зло посмотрел на неё зять, когда она только намекнула, что Лёшку надо насовсем у тётки оставить. Как изменился в лице, когда не увидел свадебной фотографии на стене.

– Вы, мамаша, не забывайте, что это дом Софьи, а значит и Лексея. И здесь вы нитку с места на место переложить не смеете, иначе вот бог, – указал Константин на икону, – а вот – порог.

Матрёна от изумления онемела. Вот так зять, вот так тихоня! Как не похож тот смущенный Константин, которому она кнутом грозила, на этого, с колючим взглядом, от которого Матрёне холодно стало. А Феня только добавила масла в огонь, заглянув вечером к матери. Виновато опустив глаза и теребя косу, сказала, чтобы она пока не приходила к ним, в чужой монастырь, мол, не ходят со своим уставом.

– Кобель колченогий, ирод голоштанный! В ногах валяться у меня должен! Если б не он, жила бы ты барыней, чай да кофий с шикаладом пила, в шелку-бархате ходила!

– Ах, маменька, перестань. Сроду бы я не поехала в энтот Питер.

– Дура, как есть дура! Нашла бы жениха богатого, не то что этот беспартошный!

Феня поморщилась. Про богатых питерских женихов мать твердила давно, будто поджидали они Феню на каждом углу. Сейчас-то зачем она так говорит, когда Костя – законный муж, и его ребёнок в животе барахтается.

Феня охнула, присела на лавку, держась за живот.

– Что? – встревожилась Матрёна. – Болит? Дай посмотрю…Живот-то какой большой… парнишка будет, к Рождеству принесёшь…

***

Матрёна не перестала ходить к дочери, да и странно было бы это: живут по соседству, а ей и за солью не зайди! Где ж это видано? И дочке помочь по хозяйству надо, с животом-то тяжело… Она выкинула из головы слова зятя: «Не смеете и нитку переложить…», однако шарила по дому, когда Константина не было. Свадебная фотография снова висела на своём месте, её трогать не рискнула.

Матрёна сновала по чулану, заглядывая в ларь с мукой, в бочонки с соленьями и мешки с зерном.

На сундуке лежала кошка с котятами, не спуская с тётки мерцающих глаз. Четверо котят спали, уткнувшись носиками в материнское брюхо. Матрёна приблизилась к сундуку, вытирая фартуком руки.

– Эк наплодила! Куды их теперь девать прикажешь? Фенька жалостливая, потопить не смогёт… Надо-тка в мешок, да самой потопить, пока никого нет… – пробормотала Матрёна, склоняясь над кошкой. – А пятый где? Пятеро же было…

Зайка настороженно следила за ней, чуя опасность.

Матрёна хотела было взять белого котёнка. Зайка выгнулась дугой, зашипела и вцепилась когтями и зубами в чужие, пахнущие солёным, руки.

Через несколько минут Матрёна с шевелящимся мешком торопливо шла по тропинке, ведущей к Волге. Руки в глубоких царапинах саднили и кровоточили.

– Экая тварь, руки- то как уделала… – плакала и причитала тётка.

Очутившись на берегу, она сунула в мешок камень, крепко завязала верёвкой, с силой размахнувшись, швырнула в реку. Тяжелый мешок сразу пошёл ко дну, на поверхности появились и пропали пузыри. Матрёна постояла немного, наклонившись, помыла окровавленные руки в речной воде, вытерла фартуком, и повернула к дому.

***

Феня подоила козу, процедила молоко и отлила немного в миску для кошки.

– Кис-кис, Зайка, иди сюда! – позвала она.

Кошка не отзывалась. Она не спрыгнула со своего ложа, не заурчала ласково, не стала бодать головой Фенины ноги. Феня приблизилась к сундуку. Кошка лапами подмяла под себя единственного котёнка с пятнышком на голове, мордочка её была мокрой от слёз… Феня охнула, опустилась на пол, поражённая страшной догадкой.

– Господи, что же будет теперь?

***

Сердитая, хотя и немного сконфуженная Матрёна, гремела плошками в тазу.

– Да чё я такого сделала? Завсегда котят топили, куды же их девать? Я же тебе помочь хотела! Ворвалась, как скаженная, окстись!

Феня нервно заплетала и снова расплетала косу.

– Я не просила! Козлиха хотела котёнка, тётка Агафья уже выбрала, и Кривоухов просил. Ты пошто меня не спросила? Лёшенька эту кошку любит, котят Зайчатками назвал, он же меня возненавидит теперь!

– Много чести перед сопляком танцы вытанцовывать! – швырнула полотенце Матрёна. – Кланяться перед ним!