Лёшкино солнце (СИ)

Лёшка виновато смотрел честными наивными глазищами. Он был похож на нашкодившего щенка, только хвостом не вилял. И у Витьки, как всегда, не поднялась рука, чтобы ударить его для острастки.

– Ладно, вали отсюда, – Витька развернулся и пошёл к гаражам.

Но Лёшка не отставал. Он бежал следом, пытаясь заглянуть в глаза и виновато тараторил:

– Вить, я правда не знал. Я её спросил, а она сказала, что там хорошее.

У Лёшки перед глазами встало усталое лицо Витькиной классной. И как она, на беспокойный Лёшкин вопрос «что случилось?», рассеяно погладила его по голове и сказала: «Всё хорошо, Лёша. Не переживай».

– Прочитать надо было, – недовольно проворчал Витька. Он уже успокоился и не сердился на это мелкое недоразумение, но показывать это пацану, конечно, не собирался.

– Витя, – Лёшка остановился, как вкопанный, и испуганно зашептал. – Но ведь чужое читать нельзя.

Витька только рукой махнул – ну, вот как с ним разговаривать? – и снисходительно подёргал Лёшку за помпон:

– Эх ты, цуцык. Ну, ничё, жизнь ещё обломает.

Воспользовавшись тем, что Витя больше не обращает на него внимания, Лёшка вслед за ним проскользнул в приоткрытую дверь гаража и – пока его не заметили и не выгнали – притаился в тёмном углу, присев за большим ящиком на низенькую скамеечку.

Гараж был бесхозный. Вернее, он принадлежал одинокой бабульке, которая то ли временно дала ключи кому-то из соседей, а потом забыла, и находчивый соседский отпрыск утащил их у родителя, то ли в своём маразме решила, что отдаёт ключи внуку и сама вручила кому-то из подростков. Хотя, скорее всего, пацаны просто взломали гараж, заменив потом замки. В общем-то не важно, как это произошло, но в результате гараж уже лет пять служил постоянным местом сборищ молодёжи. И они обжили его и оборудовали со всеми удобствами.

Посередине сравнительно просторного помещения стоял старый диван и два широких кресла. Потёртая и порванная кое-где обивка пестрела подозрительными пятнами непонятного происхождения. Между ними стоял деревянный журнальный столик с квадратной столешницей застеленной – прикрывая отбитую кое-где полировку – газетой. На столе были расставлены стаканы, две початые бутылки креплёного портвейна «Три семёрки» и какая-то закуска. В переполненной пепельнице дымился непотушенный бычок. За диваном у задней стены притулился неширокий топчан, накрытый шерстяным одеялом, под которым виднелся край полосатого матраса с торчащим в прорехе клоком ваты, и лежала тощая подушка в грязно-серой наволочке. Рядом в углу, высунувшись трубой в вентиляционное отверстие, стояла «буржуйка». В открытой дверце печки весёлыми всполохами скакало пламя. Сухие дрова, словно злясь, что потревожили их покой, недовольно трещали.

В гараже было сильно накурено. Душный воздух пропитался запахом алкоголя, сигарет и ещё чем-то сладковатым и специфически терпким. Сизый дым плотным облаком висел под потолком. От каждого движения он плавно шевелился, закручиваясь размытыми кольцами вокруг тусклой лампочки, покачивался, словно медуза в волнах, выпускал по краям щупальцы-протуберанцы и ленивым ручейком тянулся к приоткрытой двери гаража. Достигнув её, осторожно просачивался на улицу и, редея, рассеиваясь по сторонам, поднимался к хмурому небу.

Лысый сидел на диване в обнимку с крашеной блондинкой. Её вытравленные перекисью волосы, с отросшими чёрными корнями, безжизненными прядями торчали в разные стороны. Рядом с ней – нога на ногу, откинувшись на спинку – курила фигуристая брюнетка. По «заштукатуренным» лицам толстым слоем покрытым косметикой, было трудно определить возраст девушек. С одинаковой вероятностью им могло быть и пятнадцать, и двадцать лет.

В одном из двух широких кресел развалился Витькин сосед и одноклассник – Гришка. Похоже он был уже изрядно пьян.

На топчане, скрытом в полумраке, самозабвенно целовалась парочка.

Кивнув присутствующим, Витька сел в свободное кресло. Лысый, освободившись из рук обнимающей его за шею девицы, через стол протянул стакан, в котором плескалась тёмно-красная жидкость.

– Давай, Витёк, выпьем.

Остальные тоже подхватили стаканы и, потянувшись друг к другу, чокнулись с глухим стеклянным звуком гранёными краями.

– Ну, будем, – Витька выпил одним глотком и поморщился, занюхивая рукавом.

– Пожри, а то развезёт быстро, – Лысый указал на стол. – Кстати, что насчёт нашего разговора надумал?

– Не знаю, – Витька взял толстый ломоть ржаного хлеба и уложил сверху кусок солёного сала с розоватыми прожилками. – Яд толкать не буду*. Не сейчас точно. Мать говорит участковый приходил, про травку спрашивал.

– Да кто тебе про яд говорит? Разве травка – яд? Так, баловство одно. А этот хрен сейчас ко всем ходит. Начальство всыпало за безделье, вот он жопу и рвёт... Короче, подумай, Витёк. Верное дело. Точно тебе говорю.

Витька кивнул и впился зубами в бутерброд. Он ел с удовольствием, торопливо, жадно глотая плохо прожёванные куски.