Лёшкино солнце (СИ)

Лёшка из своего угла заворожённо наблюдал, как Витины ноздри хищно трепещут, вдыхая чесночный запах солёного сала. Любовался братом, думая о том, что он самый лучший и самый красивый на всем белом свете. Хоть теперь совсем не хочет общаться с Лёшкой, считая себя слишком взрослым для возни с такой мелюзгой.

С первого их совместного лета в деревне Витька очень вырос, вымахав выше метра восьмидесяти. И судя по всему, это был ещё не предел. Он раздался в плечах и ещё больше накачал мышцы. Каждый день, независимо от погоды, подтягивался во дворе на турнике, крутил «солнышко», а дома подвесил к потолку «грушу» и самозабвенно лупил по ней, обмотав руки боксёрскими бинтами.

Но его черты пока оставались по-детски мягкими и плавными. И Витька, для придания мужественности, оставлял на щеках лёгкую небритость. Но это мало спасало – редкие усики и светлая ещё мягкая щетина были почти не видны на лице.

Лёшке хотелось быть таким же как Витя – независимым, сильным, уверенным в себе. Может, тогда брат будет его уважать и обратит на него внимание?

Ведь близость и дружба, что вроде бы завязались между ними летом, по приезду в город почти сошли на нет.

В тот год, первого сентября, Лёшка как и мечтал – в костюме и галстуке, с огромным букетом тёмно-бордовых георгинов – пошёл в школу. Но только Вити рядом с ним не было.

Утром, надев джинсы и футболку, он просто перешагнул через Лёшку, старательно натирающего в прихожей ботинки.

– Куда в таком виде? – на пороге комнаты появилась Рая, застёгивая на шее крупные пластмассовые бусы. – Ладно, пинжак не хочешь носить, так хоть бы рубашку надел.

– Вот ещё. Чё за праздник?

Хлопнул входной дверью и бодрым ритмом простучал подошвами кроссовок по ступеням подъезда.

С этого дня так и повелось. Витька, как и в первые месяцы знакомства, делал вид, что не замечает существования Лёшки.

А последний год он связался с компанией Лысого и практически перестал появляться дома. А когда приходил поздно ночью – осторожно, стараясь не шуметь, пробираясь в темноте в их спальню и укладываясь на соседнюю кровать – Лёшка, чуткий к запахам, часто улавливал исходящий от Вити неприятный дух перегара, а его одежда была пропитана дымом сигарет и ещё чем-то незнакомым.

По гаражу опять поплыл этот непонятный Лёшке сладковатый запах. Сигареты, что курил отец, пахли совсем по-другому. Тем не менее запах шёл именно от папиросы, что курил Витя. Лысый зачем-то потрошил ещё одну «беломорину», высыпая табак прямо под ноги. На столе, в расправленном мятом клочке бумаги лежало что-то непонятное, похожее на высушенную, размельчённую траву.

Гришка поднялся с кресла и, пьяно покачиваясь, направился к выходу:

– Пойду отолью.

– Не ссы прям под дверью, отойди подальше, – не глядя бросил Лысый, не отрываясь от своего занятия.

Гришка неуклюже отмахнулся, при этом покачнувшись и задев рукой стоящую за диваном гитару. Та жалобно тренькнула струнами.

– Ой, у вас гитара есть, – оживилась брюнетка. Всё это время девушки молчали, не вмешиваясь в разговор парней. – А кто играет?

– Витёк, – Лысый кивнул на приятеля.

– Витя, спой, – брюнетка хлопнула накрашенными ресницами и кокетливо улыбнулась.

– Что спеть?

– Что-нибудь про любовь, – девушка жеманно повела плечами и закусила кончик мизинца. – Знаешь «Ветер с моря дул»?

Лёшка из своего угла неприязненно покосился на неё. Девица ему совершенно не нравилась.

А Витька, наоборот, ободряюще улыбнулся и подмигнул:

– Напой.

Брюнетка чуть поломалась для приличия и неуверенно запела, немного фальшивя:

Ветер с моря дул, ветер с моря дул

Нагонял беду, нагонял беду...

И сказал ты мне, и сказал ты мне:

– Больше не приду, больше не приду.

Видно не судьба, видно не судьба,

Видно нет любви, видно нет любви,

Видно надо мной, видно надо мной

Посмеялся ты, Посмеялся ты...*

– Заткнись нахуй, – грубо перебил её пение Лысый. Перегнувшись через диванную спинку, он достал гитару и через стол протянул Витьке. – Витёк, давай лучше нашу.

– Нашу, так нашу, – Витька провёл ладонью по изгибу корпуса, словно девушку по талии погладил, и уложил гитару на колено чуть выставленной вперёд ноги. Осторожно тронул струны и заиграл перебором.

Довольно чистый голос зазвучал проникновенно и чувственно.

Я... уже не буду больше летать,

На крыльях любви.

Я перестану по ночам спать,

В том виновата ты.

Я постараюсь тебя забыть,

Но это самообман.

Я только что пытался память залить –

В голове стоит пьяный дурман.

Припев пацаны подхватили нестройным хором. Не только Лысый и вернувшийся с улицы Гришка, но и парень на топчане. Как только зазвучали первые аккорды, он перестал тискать свою подружку и весь обратился в слух.

И снова выпивка не лезет в рот,

И снова я забиваю косяк.

Да, в этой речке существует брод,

Но этот брод не для меня.

Я рассыпаю перед собой план,

Я наливаю ещё двести грамм,

Я выпиваю, курю и лечу.

Куда лечу, не знаю и сам.