Лесков: Прозёванный гений

Премьера состоялась 1 ноября 1867 года в бенефис Елизаветы Левкеевой, исполнившей роль жены главного героя-страдальца Молчанова – естественно, стервы с низменными интересами, сживающей мужа со свету. Молчанова пылко и с большим воодушевлением сыграл один из лучших актеров театра Александр Нильский. Директор императорских театров Степан Александрович Гедеонов благоволил Лескову и позволил ему принимать в постановке непосредственное участие. На роль главного злодея, купца Фирса Князева, подчинившего весь город, Лесков подыскал актера со стороны Николая Зубова, и тот справился блестяще. Это оказалось не так просто: краски в «Расточителе» были сгущены – кажется, Лесков хотел сочинить социальную просветительскую драму о самоуправстве одних и бессилии других, а написал чувствительную мелодраму с отравлениями, любовью до смерти, черной ненавистью, сумасшедшим домом, жуткой бурей и поджогом.

Зрителей все эти страсти задели за живое – автора вызывали несколько раз, и он кланялся из ложи. За сезон прошли еще шесть спектаклей, что не так мало. 24 декабря следующего года «Расточителя» поставил московский Малый театр в бенефис Елены Чумаковской, но эта премьера получилась, по-видимому, негромкой.

Критика не разделила восторгов невзыскательной публики, обозвала пьесу «Раздражителем» и выбранила от всей души, высмеяв за избыток мелодраматизма и бульварщину. Отдельного неодобрения заслужило сдержанное отношение автора к реформе, вводившей гласность суда. Лесков, в сущности, призывал спроецировать красивые идеи на реальную жизнь провинциального русского города, в котором царствовали свои законы и авторитеты (Фирсу Князеву новые судебные формы позволили добиться выгодного ему решения), но его по привычке обвинили в мракобесии.

Скорее всего, даже самому доброжелательному читателю было ясно, что эстетическая критика лесковской пьесы во многом справедлива. Сценический жанр требовал совершенно особых навыков, которыми дебютировавший в нем Лесков не обладал: переборщил с мелодраматическими эффектами, не смог избежать повествовательности, наконец, как уже говорилось, немало позаимствовал у самых известных сочинителей, от Гоголя и Островского до Сухово-Кобылина и знаменитого французского автора Виктора Дюканжа – всё это усиливало ощущение вторичности. И всё же Лесков не без оснований подозревал, что сам тон этих откликов вызван не столько особенностями пьесы, сколько его репутацией.

И вдруг случилось невероятное: журнал «Литературная библиотека» опубликовал положительную рецензию⁴⁹⁴. Не назвавшийся доброжелатель защищал пьесу от всех нападок, а ее автора буквально превозносил за отважную борьбу с нигилистами:

«Цосподин] Стебницкий в своем “Расточителе” остался тем же свободно мыслящим и смелым писателем, каким он явился несколько лет тому назад в романе “Некуда”. Как тогда, в самый разгар молодого нигилизма, г. Стебницкий отважно приподнял завесу (приподнял, впрочем, далеко не всю завесу, а только чуть-чуть, один краешек) с клоак, из которых назначено разливаться по лицу русской земли одуряющему зелью, – так и теперь, в эпоху злостно-сентиментально-патриотической маниловщины, в которую нигилизм облекся, как волк в овечью шкуру, в эту эпоху фарисейского, пресмыкающегося народолюбия… г. Стебницкий с тою же смелостью попытался изобразить, согласно с действительностью, укромный мирок самоуправства, величаемого у нас самоуправлением. Вот всё, что сделал г. Стебницкий. Но тому, кому известны лживость и ехидство или козлогласие уст, произносящих приговоры по вопросам нашей жизни и гамом своим заглушающих всякое свободное мнение, – тому нетрудно понять, что ничего, кроме ярости и глумления, не мог встретить автор “Расточителя”, принадлежащий к числу тех немногих, которые не запаслись в известной кумирне никаким идолом и остаются верными культу здравого смысла и честной правды (есть правда и бесчестная)»⁴⁹⁵.

Восхищаясь здравомыслием «господина Стебницкого», благожелательный аноним откликался и на упреки в неправдоподобии сюжетных коллизий пьесы: «А что же невероятного в “Расточителе”? <…> Может быть, невероятны сладострастные порывы одного действующего лица, пылкая и самоотверженная любовь другого, похищение документов, отравление, поджог, насильственное заключение в сумасшедший дом и бегство из него, юродивый, слепая старуха, пьянствующая сходка? Да что же невероятного и невозможного в каждом из этих явлений? – газетные хроники переполнены ими»⁴⁹⁶.

Если уж кто и проявил смелость, так это таинственный доброжелатель, пусть и не подписавший свой обзор, но вставший на защиту гонимого. Кто же он?

Аноним был вычислен почти немедленно – слишком уж неумеренные похвалы он расточал пьесе, слишком яростно проклинал нигилистов, прибегая к узнаваемой риторике: «одуряющее зелье» нигилистического учения, «козлогласие уст». Это был… сам Николай Семенович Лесков, сочинивший оправдательную рецензию на свою драму!

«Искра» сейчас же отозвалась ехидной стихотворной пародией: