Лесков: Прозёванный гений

Случай этот настолько поразил Лескова, что много лет спустя, в 1889 году, в деталях был пересказан им в статье «Странный случай при смерти Дудышкина (Литературные воспоминания)»⁴⁹⁸ и, кажется, послужил сюжетной основой рассказа «Белый орел», обыгрывающего мотив внезапной смерти человека в расцвете сил. Любопытно, что похожая история повторилась потом в связи со смертью Артура Бенни, которую Лесков, по собственным его словам, также почувствовал до всяких официальных сообщений⁴⁹⁹.

Больше никогда уже у Лескова не было такого доброжелательного и заинтересованного издателя. Однако и после смерти Дудышкина «Отечественные записки» продолжали его публиковать – еще около года, пока журнал не купил Некрасов.

На рубеже 1860—1870-х годов Лесков начинает сотрудничать сразу с несколькими изданиями – с умеренно-либеральными «Биржевыми ведомостями» и «Вечерней газетой» (1869–1871), а дольше всего с консервативной, но без крайностей, газетой «Русский мир» (1871–1874)⁵⁰⁰. Как и прежде, он работает «в поте лица и в мозге костей своих»⁵⁰¹, не просто отсылает в редакцию заметки, но и со всей пылкостью темперамента участвует в редакционной политике и издательской жизни.

«Редакция, к которой он примыкал, становилась для него предметом ежедневных, горячих, страстных разговоров и суждений. Он входил во все подробности организации, изумлялся и кипел, пожимал плечами, выкапывал откуда-то редакционные и сотруднические тайны, вставал на дыбы при появлении нового лица и отмечал никому не приметные повороты в отношениях. При свойственной ему вообще несдержанности, это непрерывное кипение в каком-то им самим созданном для себя котле могло ошеломить. Но оно не угнетало постороннего наблюдателя, потому что желчное раздражение у Лескова быстро переходило в великолепный юмор, тотчас успокаивавший его самого. В нем просыпался художник, и разговор его делался чрезвычайно занимательным»⁵⁰², – вспоминал коллега, а иногда и соавтор Лескова по «Русскому миру» Василий Григорьевич Авсеенко. Литератор консервативного толка, в своих еженедельных обозрениях он поддерживал беллетристов «Русского вестника» и язвил в адрес писателей из демократического лагеря, что не мешало ему оставаться тонким и наблюдательным критиком, особенно в разборах авторов «внепартийных» – Тютчева, Полонского, Льва Толстого.

В «Биржевые ведомости» и «Русский мир» Лесков писал еженедельные обозрения о внутренней жизни России.

Его по-прежнему занимало русское «разноверие». В «Биржевых ведомостях» он публиковал статьи о скопчестве и хлыстовстве, видя в появлении староверов и сектантов общую причину: их убежденность, что «Церкви уже нет»⁵⁰³. Лесков говорил о сектантах без надменности, не сомневаясь, что очередная версия истинной Церкви порождена «напряженностью религиозного чувства», что и в скопчестве есть «светлая сторона» – «стремление к полной девственной чистоте как к высшему возможному для христианина совершенству»⁵⁰⁴. Он не видел глубоких отличий между скопческим «баснословием», греческой мифологией и слухами о Чичикове – Наполеоне в «Мертвых душах», а также «социалистическими таинствами», которые Чернышевский проповедовал в «Что делать?». Всё это одно, и бороться с этими искажениями можно, лишь открыто их обсуждая: «Заблуждение боится света, и чудовища выползают больше ночью»⁵⁰⁵ – логика, знакомая нам по лесковским статьям о старообрядческих школах.

В обозрениях он напоминает, что Россия страдает всё от тех же бед: дорог (теперь, правда, железных, но тоже часто неисправных), разбойников, воров, пьянства. Он перечисляет ужасы, вычитанные в «Харьковских ведомостях» и «Одесских ведомостях»: в одном месте грабители «жгут свечею тело больного старика и старой служанки, намазывают их смолою и зажигают», в другом вешают тех, кого грабят. Воруют и мошенничают в Киеве. Пьянствуют в Одессе – на улицах «замечается большое число пьяных мальчиков 11–14 лет; еле держась на ногах, они шагают от одного трактира до другого, падают в грязь и произносят громкие ругательства»⁵⁰⁶. «Нужен, нужен стране школьный учитель»⁵⁰⁷, – заключает Лесков.

В другой заметке он пишет, что дело освобождения, начатое Крестьянской реформой, необходимо продолжать:

«Есть у нас, на Руси, действительно фатальная сила, и не одну уже могучую натуру сломала она. Прежде то было крепостное право, теперь это – крепостничество духовное, отсутствие именно в простом народе школ, образования, вообще всех тех элементов, которые прекрасно выражаются словом – “просвещение”»⁵⁰⁸.