Лесков: Прозёванный гений

Во-первых, он дал голос прежде молчаливому в литературе духовному сословию. «Нотатки» протоиерея Савелия Туберозова в его «демикотоновой книге» – текст редкий по насыщенности и психологической, и бытовой, и языковой и, пожалуй, лучшее, что есть в этой книге. Священники и семинаристы на ключевых ролях появлялись в русской прозе и прежде: в повестях Н. Д. Хвощинской «Баритон», М. И. Осокина «Ливанов», Н. А. Благовещенского «На погосте», Ф. М. Решетникова «Ставленник», романа Н. Ф. Бунакова «Озерской приход»⁵¹⁵; но их героям недоставало непосредственности и жизни, они получались картонными, авторов словно бы сковывало благоговение перед духовным саном. И только Лесков в «Соборянах» сумел сделать с духовенством примерно то же, что за 20 лет до того Тургенев в «Записках охотника» с крестьянами: рассказал о клириках как о людях – со своей психологией, со своей особенной манерой говорить и мыслить.

Во-вторых, в «Соборянах» он запечатлел совершенно новые для литературы типы, оформившиеся не в дворянском, не в купеческом – в духовном сословии. Впервые на страницах русской прозы появились пастырь-ревнитель, пастырь-смиренник и добродушный дьякон-богатырь без царя в голове, описанные с тонкостью и знанием дела.

Наконец, в-третьих, Лесков изобрел новый повествовательный жанр, продемонстрировав на практике, как его изобретение работает. До этого никто романов хрониками не называл.

Страсть Лескова к литературному изобретательству, как уже говорилось, выдвигает его из общего ряда писателей XIX века, авторов реалистического склада, родившихся на грубом шинельном сукне, и объединяет с экспериментаторами XX столетия, авангардистами и модернистами. Раздражение «искусственной и неестественной формой романа» Лесков высказал уже после того, как были написаны «Соборяне», очевидно, опираясь на опыт их создания, – в повести «Детские годы (из воспоминаний Меркула Праотцева)» (1875):

«Я думаю, что я должен непременно написать свою повесть, или, лучше сказать, – свою исповедь <…> Я не стану усекать одних и раздувать значение других событий: меня к этому не вынуждает искусственная и неестественная форма романа, требующая закругления фабулы и сосредоточения всего около главного центра. В жизни так не бывает. Жизнь человека идет как развивающаяся со скалки хартия, и я ее так просто и буду развивать лентою в предлагаемых мною записках»⁵¹⁶.

Хроника «Соборяне» – книга о милом сердцу Лескова провинциальном духовенстве

Как видим, Лесков не хочет дробить повествование на самые выразительные части, предпочитая своеобразный миметизм – передачу естественного течения жизни подходящим художественным языком.

Второй раз Лесков высказался о жанре романа в письме Ф. И. Буслаеву от 1 июня 1877 года. Известный ученый передал ему свою брошюру «О значении современного романа и его задачах» (1877), доказывающую «нераздельное слияние художественных интересов с назидательными» в современном романе, и спровоцировал ответное высказывание. Лесков отстаивал свое право «писать мему аром», то есть рассказывать историю в форме воспоминания:

«По правде же говоря, форма эта мне кажется очень удобною: она живее, или, лучше сказать, истовее рисовки сценами, в группировке которых и у таких больших мастеров, как Вальтер Скотт, бывает видна натяжка, или то, что люди простые называют: “случается точно, как в романе”»⁵¹⁷.

Замечательно, что в избранной Лесковым форме хроникального изложения событий искусственности не меньше, чем в «рисовке сценами», не говоря уже о том, что «Соборяне» легко сводимы к набору картин и сцен. Французский исследователь Жан Клод Маркадэ остроумно сравнил этот текст с будущими экспериментами кубистов: Лесков пытается воссоздать пространство путем наложения друг на друга разных аспектов одного объекта: рассказчик в «Соборянах», соединяя разные эпизоды из жизни Старгорода, дневники, анекдоты, создает единый образ трех главных героев и на конструктивном уровне выражает идею соборности – разнообразия в единстве⁵¹⁸.