Лесков: Прозёванный гений

Изящным завершением темы в его прозе стал шутливый святочный рассказ Лескова «Дух госпожи Жанлис» (1881), излагавший весьма пикантный анекдот о проказах «шаловливого духа», жестоко посмеявшегося над безрассудной поклонницей спиритизма, русской княгиней, обращавшейся к сочинениям французской писательницы Стефани Фелисите Жанлис как к оракулу.

Глава седьмая Косой Левша

…небо тучится, брюхо пучится, – скука большая, а путина длинная, и родного места за волною не видно…

Н. С. Лесков. Левша

«Писателей надо уважать»

К концу 1870-х свобода, бодрость, в начале десятилетия еще ощутимые, вдруг истаяли – и в Лескове, и вокруг. В комитете на него косились всё неодобрительнее: почему сочувствует штундистам, для чего критикует Церковь и духовенство, зачем имеет собственное мнение по любому вопросу? Оклад не повышали, чином упрямо обходили, устраивали мелкие каверзы и подставы, зазеваешься – тут же всучат в крестный шнурок свиную щетинку.

Не хватало воздуха. «Как тяжело жить в этой задухе, которой и конца не видно! И мы же сами, может быть, всё это взгромоздили и подпираем… Эта мука с платком во рту убила во мне всю силу, и всякие надежды представляются мне уже какой-то непозволительною пошлостью. Зачем они? – нет им места»⁷⁵⁰, – жаловался Лесков Щебальскому.

Когда нечем дышать на улицах, люди прячутся по домам.

В 1870—1880-е годы по петербургским и московским гостиным с новой силой заплескала, забилась домашняя литературная жизнь: «среды» князя Мещерского, «пятницы» Полонского, «вторники» Милюкова. Вечера, журфиксы, чтения. Литераторы, художники, музыканты жаждали солидарности, идущей несколько «далее покроя сюртука и панталон»⁷⁵¹.

Еще в 1871 году композитор Антон Рубинштейн с товарищами решил создать нечто вроде артистического клуба или литературно-художественного кружка. 4 марта на Мойке, в большой зале знаменитой гостиницы Демута, славной многими постояльцами (среди них были и Пушкин, и Грибоедов, и Чаадаев, и Тургенев), собрались 160 «искусников» – музыкантов, певцов, литераторов, актеров, живописцев и скульпторов. Произносили речи; пили за сближение муз, за славную русскую литературу и за присутствовавшего Ивана Сергеевича Тургенева; говорили о необходимости общения, встреч. Выбрали даже комиссию – по два человека от цеха: Анненкова и Боборыкина от писателей, Самойлова и Васильева от артистов, Балакирева и Рубинштейна от музыкантов, Зичи и Клодта от художников[122]; они и должны были стать организаторами. Выкушали еще по рюмке водки, закусили ломтиком говядины. В конце вечера сам зачинщик собрания сел за рояль и к всеобщей радости сыграл увертюру «Эгмонта», но тем дело с первым русским художественным клубом и кончилось. На втором собрании народу было значительно меньше, третье не состоялось никогда – затея не удалась⁷⁵².

Однако небольшими компаниями литераторы всё-таки встречались.

Было где подышать. Вот хоть на «вторниках» Александра Петровича Милюкова, беллетриста и критика, у которого Лесков бывал постоянно. Они сблизились в конце 1860-х, Лесков предложил тогда Милюкову, главе журнала «Сын отечества», опубликовать повесть «Загадочный человек» – вещь «пряную» и «забористую». У Милюкова бывали Г. П. Данилевский, В. В. Крестовский, иногда заглядывали Ф. М. Достоевский, Ф. Н. Берг, А. Н. Майков.

На одном из таких вторничных собраний Лесков прочел своих «Божедомов». Дьякон Ахилла скакал на коне, сверкали молнии, протопоп сражался за истину, прибитый деревом ворон плакал, матушка тихо рвала лилии в саду… Он читал спокойно и просто, будто рассказывал, не мешал — и картины вспыхивали волшебным светом. Его слушали «с наслаждением». Разошлись уже за полночь⁷⁵³. Милюков потом написал Данилевскому, что не всё ему понравилось в новом романе Лескова; но в тот вечер он молчал и так же, как все, восхищался «нотатками» Туберозова и был тронут плодомасовскими карликами⁷⁵⁴.

А еще можно было заглянуть в Гостиный двор, в кабинет Маврикия Осиповича Вольфа. Вольф одним из первых в России стал издавать книги не просто красивые – роскошные: с разноцветными иллюстрациями, золотыми тиснением и обрезом. Чуткий, умный издатель, он запустил журналы-долгожители – «Вокруг света» и любимое гимназистками «Задушевное слово», печатал и Бокля, и Пушкина, и Даля, и Лескова. «Маврикиева каморка» в квадратную сажень (пять квадратных метров) располагалась при его книжном магазине, отделенная от зала с книгами стеклянной дверью. Туда-то и набивались авторы всех мастей – повидаться, посудачить, узнать последние новости и посплетничать. Комнатку окрестили «почти-клубом».