Лесков: Прозёванный гений

Да, самые большие разногласия между ними вновь, как и в случае с Достоевским, лежали в области эстетической. «Эссенция» Лескова была и для Толстого «неправдой». «Словно на луне происходит», – писал Достоевский о «На ножах». Но Лесков – чем дальше, тем отчетливее – по отношению к жесткому реалистическому письму и впрямь становился лунатиком.

Это особенно явно открылось в прямом творческом диалоге, завязавшемся у него с Толстым.

Однажды Толстой предложил Лескову написать сказку. В центре – три вопроса: какой час важнее всех, какой человек нужнее всех, какое дело дороже всех. Лесков откликнулся. Работал вдохновенно, написал много – авторский лист! «Сказка о короле Доброхоте и простоволосой девке» (позже автор переименовал ее в «Час воли Божией») была опубликована в одиннадцатом номере журнала «Русское обозрение» за 1890 год; Лесков тут же отправил свежеотпечатанный номер Толстому и просил обязательно прочесть.

Толстой раскрыл журнал не без любопытства. И что же?

Ясная притча о главном – о ценности настоящего, происходящего в данный момент, – под пером Лескова обратилась в балаган и раешник! Лесков придумал государство короля Доброхота, который никак не мог получить ответы на три проклятых вопроса. Он добивался их сначала у старцев-отшельников – те, поскольку ходить уже не могли, были доставлены к нему в соломенных плетушечках: на дно каждой настлали «сена пахучего и мягкого волокнистого мху с старой сосны», а сверху присыпали «пухом и драными перьями, чтобы было во что закопаться пустынничкам».

Можно только предполагать, какая аллергия развилась у Толстого от этого мха и перьев, какая головная боль началась и от впрыгнувшего в историю гудошника:

«Разлюляй-измигул[149], гулевой мужичонко, шершавенький, повсегда он идет в зипунишке в пестреньком – один рукав кармазинный[150], а другой лазоревый, на голове у него суконный колпак с бубенчиком, штаны пестрядинные, а подпоясочка лыковая, – не жнет он и не сеет, а живет незнамо чем, и питает еще хозяйку красивую да шестерку детей, – на которого ни глянь, сразу знать, что все – Разлюляевичи»⁹²⁹.

Зачем, зачем было вставлять в сказку всех этих балалаечников? Но ведь это же Лесков. Остановиться он был не в состоянии.

Раздобыть ответы на три заветных вопроса удалось как раз Разлюляю. Тайну ему открыла девица-разгадчица, да какая!

«А там, прислонившись у дерева, стоит ветвяной шалаш, а пред тем шалашом старый пень, а на пне сидит молодая пригожая девушка, с большою русою косой, в самотканной сорочке, и прядет овечью шерсть, а лицо ее добротою всё светится. Вокруг нее ходит небольшое стадо овец, а у самых у ее ног приютился старый, подлезлый заяц, рваные уши мотаются, а сам лапками, как кот, умывается»⁹³⁰.

При девице, кроме зайца, имеются и журавль с больной ножкой, увязанной в лубочек, и коза с драным боком, которых она лечит. И вновь этот зверинец занимает Лескова, несомненно, больше, чем самое главное. Какой час важнее всех, какой человек нужнее всех – да какая разница! Не забавнее ли эти вот старички, Разлюляй и журавль с козой?

Толстой подавил горечь и составил в ответ образцовое по учтивости послание:

«Получил Ваше последнее письмо, дорогой Николай Семенович, и книжку “Обозрение” с Вашей повестью. Я начал читать, и мне очень понравился тон и необыкновенное мастерство языка, но… потом выступил Ваш особенный недостаток, от которого так легко, казалось бы, исправиться и который есть само по себе качество, а не недостаток – exuberance[151] образов, красок, характерных выражений, которая Вас опьяняет и увлекает. Много лишнего, несоразмерного, но verve[152] и тон удивительны. Сказка всё-таки очень хороша, но досадно, что она, если бы не излишек таланта, была бы лучше»⁹³¹.

Что это – критика или похвала? «Излишек таланта» – комплимент или обличение? Лесков воспринял отзыв Толстого как похвалу: