Лесная быль. Рассказы и повести

– Да уж как могли: палками, камнями, а то и просто зубами. Огонь был тоже защитой, его и разводили сначала для того, чтобы спасаться от хищных зверей. Тогда ещё ни жарить, ни варить не умели, а ели и мясо и растения сырыми. Они их много знали, для них лес был и садом и огородом.

– А почему теперь мы их забыли?

Ох, как интересно было говорить о древних людях не на уроке, а у костра в лесу.

– Почему? – повторил Василий Петрович. – Да потому, что теперь многие растения служат человеку так же, как приручённые животные, и растения, которые разводит человек, например, морковь, капуста, стали вкуснее, сочнее. Люди постепенно и забыли о диких растениях.

Я отошёл от костра и сел поближе к Василию Петровичу.

– Это очень плохо, – сказал я. – Вот мы чуть не умерли от голода, когда вас нашли, и не знали, сколько в лесу хорошей еды.

Я замолчал.

– О чём ты думаешь? – снова заговорил Василий Петрович,

– Я думаю, как жаль, что вы мальчиков не любите, а то мне очень о многом надо бы вас спросить. Василий Петрович вдруг закашлялся и отвернулся.

– Нет, я… совсем… Ну, одним словом, мне даже интересно с тобой говорить. Даже очень интересно. Ты… – тут он опять немного покашлял, – ты, гм, спрашивай.

Я очень обрадовался. Как же это я не заметил, что ему интересно?

– Тогда вы мне, пожалуйста, всё расскажите, какие растения в лесу и на болоте бывают, которые есть можно. А я всё это запишу. Для нашего пионерского отряда. И потом, если мы пойдём, нам не опасно будет заблудиться. Поблудимся, поблудимся и придём когда-нибудь домой. Правда?

Я очень торопился всё что сказать, пока Василию Петровичу интересно со мной разговаривать. Но ему, и правда, далее видно было, что интересно.

– Если будете знать, как по лесу ходить, то и не заблудитесь, – ответил он и осторожно вытянул больную ногу. – Подложи-ка мне под неё ещё сена немножко. – Вы как в направлении разбирались, когда сюда шли?

– Мы знали – на деревьях мох больше растёт с северной стороны, а веток больше на южной. Вот, так вашей ноге удобно? Только это оказалось неправда: по-всякому они растут, и мох и ветки. Всё перепуталось.

Василий Петрович покачал головой.

– Ничего не перепуталось, – недовольно ответил он. – Дерево надо выбрать, которое свободно стоит где-нибудь на поляне. А если оно с краю жмётся, всегда веток пустит больше туда, где свободнее. Понял?

– Понял, – обрадовался я. – Это я тоже запишу. У нас будет настоящая книжка для путешественников. И ещё… – я несколько поколебался, но потом вдруг решился. – И ещё, Василий Петрович, я хочу знать про лес и про зверей и про растения столько, сколько вы знаете. Всё!

– Сколько я знаю? – Василий Петрович вдруг засмеялся. – Ну, ну, придётся, пожалуй, порядочно поучиться. А пока давай-ка ложиться. Да не там, тут ложись, около меня, вместе моим пальто накроемся.

А вчера он говорил – терпеть не может, когда около него кто «дышит», – припомнил я, но очень охотно перенёс свою охапку травы к нему, на другую сторону костра.

– А как теперь Мишка… – начал было я и не договорил: жалобный переливчатый крик наполнил весь лес, так что трудно было разобрать, откуда он идёт.

– Он! – крикнул я. – Опять он, слышите? Кто это кричит?

Василий Петрович даже не пошевелился.

– Заяц, – спокойно ответил он. – Заяц, которого поймал филин. Чего ты так испугался?

– Так ведь мы из-за него заблудились. И реку потеряли, и вас нашли, – говорил я, не замечая, что крепко держу Василия Петровича за руку. А он ни капельки на это не рассердился и даже обнял меня за плечи.

– Вот оно что! – проговорил Василий Петрович. когда я всё ему рассказал. – Филин, верно, вцепился когтями в спину зайца, но переломить ему позвоночник не смог. И вытащить когти из заячьей спины тоже не мог. Заяц бежал и кричал, обезумев от боли, и тащил на себе филина. Почему заяц бросился в избушку? Бывает, что дикий зверь прячется от врагов около человека. Вот он и привёз на себе филина в вашу избушку. Заяц кричал, а филин шипел и хлопал крыльями. А почему вы мне этого раньше не рассказали?

– Боялись, – признался я, – что вы будете смеяться. Потому что мы, конечно, знали, что привидений не бывает, а всё-таки… – Тут я остановился. – Мишка, – проговорил я, – Мишка ведь не знает, что кричало. Как ему сейчас страшно в лесу одному. Правда?

– Правда, – медленно и очень тихо ответил Василий Петрович и, с трудом повернувшись, закрыл меня полой своего пальто. – Спи, путешественник.

Но сам он не спал долго, а может быть, и совсем не спал. Я всё время думал о Мишке – как ему одному в лесу страшно. И от этого часто просыпался и видел: Василий Петрович лежит, и глаза у него широко открыты. И мне казалось, что и он думал о том же.

Медведь! Пожар в лесу! Спасены!

К утру я заснул очень крепко и проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Василий Петрович по-прежнему лежал на спине. Ему, должно быть, стало ещё хуже: лицо осунулось, а на щеках выступили яркие красные пятна. Дышал он тяжело и поминутно подкосил ко рту фляжку с водой.