Только наших мальчиков редко кто видел, а кто видел – удивлялся произошедшим в них переменам, не узнавая их. Особое беспокойство наблюдалось в их семьях, которые за последнее время шибко сблизились, по причине нависшей над ними общей беды: мальчики день ото дня доставляли всё больше хлопот, отбиваясь от рук… Но в одно превосходное утро, когда по листьям шелестел дождь, а над дурно пахнущей Дулькой грохотал гром, стегая её электрическими разрядами, бабушка Марата – Авдотья Лукинична Лукашина, и Раиса Ильинична Дубилина с мужем – родители Павлика, и бабка Раиса с дедом Михеем, представители разрозненного многочисленного семейства Ласкутовых – отрока Валентина, вдруг, ненароком, по какому-то единому, не оговорённому и незапланированному согласию обнаружили в себе спокойствие и умиротворение, осознав, что с мальчиками всё в
Ванютка, подставив пухленькие белые ручонки под дождик, залился радостным смехом. Он подвизгивал и льнул к груди матери, которая держала его на руках, и умилялась, приговаривая:
– Дитя моё! Чудо моё! Прелесть моя! Радость моя!
Авдотья Лукинична сидела тут же и штопала чулки. На морщинистом лице её блуждала снисходительная и удовлетворённая вершащимся фактом улыбка.
Через дорогу и один дом, почти напротив Лукашиных и Сударышкиных, точно так же стояли на порожке своего дома и смотрели в плачущий чистыми слезами большой мир сердитая бабка Раиса и суровый дед Михей – Овчарины. Баламутного внука Валентина Ласкутова с ними не было. Но им было спокойно.
По правде сказать, они даже не знали, ночевал ли Валя дома, и где он теперь, – вероятно, он, вернувшись непозволительно поздно, благополучно спит в своей "конуре"… Они привыкли, что он, не заходя в дом, может завалиться спать в беседку, стоящую на отшибе, в глубине огорода. Так они полагали и минувшим поздним вечером. Лишь в первом часу ночи, поднятые с постелей Авдотьей Лукиничной и Раисой Ильиничной, искавшими своих отпрысков, наведались они в ту беседку. Не найдя в ней Вали, во всю оставшуюся ночь они уже более в неё не ходили, а крепко спали. Они пробудились поутру от близких раскатов грома, когда начинался седьмой час. Уже седьмой час! А куры всё ещё не кормлены! Покуда они готовили привычную для птицы мешанку, и после раскладывали кушанье по кормушкам, а потом выпускали птицу на улицу… ими овладела отрешённость, отчего они окончательно позабыли думать о своём внуке.
Мать Павла, проведя очередную нервную ночь, вся издёрганная, утомлённая, с синевой вокруг воспалённых глаз, тоже уже час, как обрела спокойствие, и даже запамятовала о своих недавних переживаниях и ими пробужденных страданиях. Она только что проводила на работу мужа, не меньше её издёрганного, снова не выспавшегося, и теперь сидела она и отчуждённо всматривалась в умывающуюся дождём природу, при очередном ударе грома вздрагивая – и не замечая того… Она позабыла о начатой резке яблок, перебираемых для консервирования, которые были набраны из скромного, но достаточного для их нужд, собственного сада.
Прошла ночь, а мальчики – Марат, Валя и Паша – так и не возвратились домой. И это было не в первый раз. Никакие угрозы, увещевания и запреты не отваживали их от ночных отлучек, остающихся непонятными, необъяснимыми для близких. Потому-то ночь для большинства родственников-домочадцев мальчиков и была наполнена томительным ожиданием и мучительными, а порой страшными предположениями о возможном разрешении данной ситуации.