Шли так медленно, что во мне нарастала паника. Чужак, худой для его роста, казался мне тяжеленным, с каждым шагом он наваливался всё больше, хотя и старался идти сам. Не стоило ему так долго прохлаждаться в трактире, пока ещё были силы. Рану он явно получил ещё до нашей встречи. У меня ныла поясница, сводило неудачно вывернутую руку, которой я держалась за его спину. Цепочка домов тянулась вдоль дороги, они сменяли друг друга, такие отвратительно похожие, что я никак не могла определить, как далеко мы уже прошли. Плащ чужака путался под ногами, всё норовил помешать мне сделать следующий шаг, солнце немилосердно грело, а тело надо мной казалось неестественно горячим. Я дышала с трудом. Единственным и весьма сомнительным облегчением служило то, что случайные прохожие не пялились на нас, напротив, отводили глаза. Помогать чужаку и вовсе никто не спешил, только чумазый ребёнок на крыльце заинтересованно замер и перестал жевать утащенный с кухни кусок картошки. Под ноги мне бросилась рыжая кошка, недовольно взвыла, получив нежданный пинок, и скрылась в подворотне.
— Дурында, — проворчала я, перевела дыхание, чужак дёрнулся намёком на смешок.
Я затащила его в дом и усадила на лежанку, потом вернулась к выходу и заперла дверь, мимоходом подумала, что Альба, наверное, была права и стоило закрываться от чужака, а не вместе с ним. Права она была и в том, что я довольно редко поступала верно, хоть и старалась.
— Как тебя зовут-то, колдун? — прошипела я, пока пыталась отобрать у него вконец опостылевший плащ. Сопротивлялся чужак слабенько, да и то только потому, что шевелиться ему было заметно больно.
— Финн.
— И всё? А по роду-то? — допытывалась я. Помогла ему опуститься на постель. Хотела, чтобы он продолжал говорить, очень уж бледный у него был вид, а сама понятия не имела, о чем спросить. Не о проклятиях же с ним в таком состоянии разговаривать, ещё решит сдохнуть, чтобы только от меня побыстрее отделаться.
— И всё, — отрезал Финн с непонятной, но ощутимой угрозой. Похоже, терять сознание он передумал.
Я принесла воды, заставила его поднять рубашку и, присев на краешек лежанки, попыталась промыть рану, хотя бы протереть мокрым платком. Она была не глубокой, но противной, с неровными краями. Били сзади, особо не целились и почти промахнулись, возможно, помог плащ. Я плохо разбиралась в ранах, в лавке мне приходилось иметь дело с мясом, которому не оказывают первую помощь. Нож вошёл всего на пару сантиметров, но вид мне очень не нравился. Рану стоило промыть ещё утром, или когда он там её получил, а Финн даже не потрудился отклеить края порванной рубашки, они успели хорошо пропитаться кровью, но плохо сдерживали её. Возможно, нож был чем-то смазан, потому что рана успела хорошо воспалиться. Финн шипел и вздрагивал при каждой попытке дотронуться до неё мокрым платком, и, хотя я постаралась сделать всё, что могла, его красный горячий бок вызывал у меня опасения и неприятную щекотку в животе. В другой ситуации я пошла бы к тётушке за травами — с таким количеством детей, как у неё, невольно станешь лекарем, — но сейчас оставалось только полагаться на себя.
Стоило мне вспомнить о тётушке, как из-за двери послышалась возня. Я вскочила на ноги и испуганно взмахнула руками, знаками просила Финна не болтать и не шевелиться. В такое время пусть считают, что я в лавке. А ведь действительно, какого лешего её принесло? Не дом, а проходной двор. В том, что это была тётушка, я даже не сомневалась, видать, другие подарки искать пришла. Привыкла к тому, что дверь всегда открыта. Кинжал в кармане потянул юбку вниз, как живой напоминал о своём существовании. Финн словно снова прочитал мои мысли и презрительно глянул снизу вверх, а я, даже возвышаясь на ним, все равно почувствовала себя маленькой и глупой. Вот ведь противный тип.
Дверь пару раз с силой дёрнули с той стороны, потом ещё разок для уверенности, и я услышала весьма громкое для незваного гостя возмущение тётушки о том, с каких это пор замки тут используются по назначению. Показала в сторону двери неприличный жест. Дождалась, когда тётушка уберётся прочь, шумно выдохнула и раздосадовано развернулась к Финну, как раз в ту секунду, чтобы успеть заметить лёгкую тень улыбки на его лице. Не тень даже, просто почудилось, что дёрнулся шрам на щеке.
— Смешно? — возмутилась я.
— Вообще-то да, — довольным голосом отозвался он, я схватилась за платок и мстительно шлёпнула его на рану.
— Так значит, полегчало? Тогда давай выкладывай, какого лешего ты тут делал?
— Где «тут»? — удивился он.
— Да здесь, в моем доме, вчера.
Финн вопросительно приподнял бровь, но оставил меня без ответа.
— Ой, только не надо мне тут в невинность играть, я этот мерзкий запах издалека прекрасно чую!
Мне стало стыдно перед сиреневыми цветами, которые я так любила. Их трудно было спутать с чем-то ещё, а никто кроме меня в городе к ним обычно не прикасался. Кроме меня и Финна.
— Простите за аромат, — усмехнулся он. — Меня здесь не было. Это ветром через открытое окно надуло.