Лесничиха (сборник)

— Ах, ты… — взгремел рукастый матом, растерянно оглядывая колхозников. И зловеще протянул: — Ла-ад-но… Поворачивай, ребята, назад. Будете свидетелями. — На его лице было написано: «Все, паразит. Теперь лучше не вертайся в Алексеевку».

Нервно, надрывно загудели машины, одна за другой выбираясь с территории завода. Витька попросил шофера сделать остановку возле почты. Надо было срочно позвонить в Заволжск, рассказать о таком положении.

На этот раз соединили быстро. Якушев стоял в переговорной будке и что есть силы кричал, закрывая глаза от напряжения:

— Не могу я их трогать раньше времени! Можно нарушить их внутреннюю силу!

Викентий Поликарпыч долго молчал, хрустел мундштуком.

— Мы вот что, — наконец произнес он гробовым голосом. — Мы тут подумали и решили увеличить нагрузку на мастеров. Объект твой небольшой. Передай-ка его Седову, а сам возвращайся в Заволжск.

Будто кто дернул за сердце, да так и повис на нем. Было больно и жутко, как ночью, когда снится, что ты умираешь. Якушев рванулся, заорал:

— Да вы что, Викентий Поликарпыч?! Да как я могу?.. — И прижался губами к трубке. — Я лучше — слышите? — я лучше в монтеры уйду, чем назад.

— Это твое личное дело…

К машине возвращался сутуло и медленно. Молчаливый жилистый шофер пожалел его и тихо, как больному, предложил:

— Сел бы ты лучше в кабинку-то.

Завхоз промолчал, только зло вскосился на шофера. Витька вспомнил про шляпу, оглядел тоскливыми глазами улицу и пошел в промтоварный магазин. Но шляпы он там не купил, а выбрал шапку, телогрейку и рабочие рукавицы.

Шапка была грубая, с длинной тесьмой. Машина шла с превышением скорости, и тесемки мотались на ветру, хлопали, как маленькие кнутики…

Когда приехали в Алексеевку, уже стемнело. Около правления чернела «катафалка». За окном в коридоре угадывался Серега Седов. Он стоял перед сидевшими на лавочке монтерами и что-то говорил, кулаком отбивая слова.

Протопал, врываясь в правление, завхоз. Витька двинулся тоже, стараясь держаться как можно уверенней. Трудно было войти как ни в чем не бывало, положить на лавочку рабочую одежду и посмотреть в Серегины глаза…

— Витя!

Он оглянулся и замер: со стороны лесосклада бежала Сопия, укутанная в платок и телогрейку. Остановилась близко:

— Ты почему от всего отказываешься? Почему боишься?!

Она уже знала. Наверно, ей сказал Серега. А тому, наверно, позвонил начальник.

— Тут такое, понимаешь, положение… — начал Витька и запнулся. — Трудно это как-то объяснять…

Ее черные волосы выбивались ветром из-под платка и хлестали по глазам, но она смотрела не моргая:

— А мы еще радовались: сегодня будем столбы делать. Много-много столбов. Даже мой отец приехал на подмогу!

Витька вздрогнул, понимая, как ей важно про отца. Вгляделся туда, откуда она выбежала. У штабеля бревен стоял старик Кадыр, держал в руке маленький топорик.

— Эх, ты-ы… — протянула она отрешенно. Рванулась и побежала, пронизывая ветер, к «катафалке».

Витька постоял еще, посмотрел и побрел, сутулясь, в правление колхоза.

В коридоре, как и утром, толпились колхозники, слушали надсадный крик за председательской дверью. Надрывался завхоз. Стараясь быть спокойным, Якушев приблизился к монтерам. Они уступили ему краешек скамейки. Он аккуратно положил одежду и, резко повернувшись, взглянул на Седова.

— Мне все известно, — сказал Серега, делая нажим на слове «все». Его белесые брови были насуплены. — Я говорил, что так получится. Предупреждал. Теперь ты и себя уделал и других.

— Никого я не уделывал…

Конечно, — Седов усмехнулся, — работягой спокойней. Отработал свое — и посапывай. А про других ты подумал?

— А что я тебе сделал? — тихо спросил Витька, стискивая недоразвитые кулаки.

Седов метнул глазами в сторону колхозников и посмотрел на ребят:

— Он еще спрашивает! Напоганил тут, а мне все начинать сначала. И план мой теперь может погореть. Ну, и премия, конечно. Все мы люди.

Якушев молчал, стараясь не взорваться. Так и хотелось крикнуть: «Не ври! Чего притворяешься! Теперь ты без трех минут прораб! Вон глаза-то — выдают, играют!»

— Но ничего, — Серега вздохнул. — Теперь хоть ребята заработают. — Он пригнулся, заглянул им в глаза: — Ну как, постараемся к Новому году?

— Давай команду, а там видно будет, — пробурчал Подгороднев.

— Смотря какую команду, — поправил Витька.

Серега сделал шаг вперед, и его брови еще больше просветлели. Он с минуту испытывал Витьку, глядя на него пронзительно и злобно, сквозь прищур. Витька смотрел тоже с напряжением. В коридоре стояла тишина.

Седов не выдержал и рассмеялся:

— Ну и фру-укт… — И наставительно: — Команда будет такая. Завтра вывозим железобетон, а послезавтра вяжем опоры. Дошло? — Он с торжеством посмотрел на ребят, но они молчали, будто разговор их вовсе не касался. Подгороднев по привычке прятал папироску в рукаве. Из черного дрожащего отверстия, как из дымаря, вытряхивался дым. Васькины разглядывали половицу.

— Во-первых, — твердо сказал Витька, — эти пасынки будем брать после Нового года. Когда они окрепнут, понял? И никого ты не заставишь тронуть их раньше времени!