Лесник

— На "столь" и "мостъ"! повторилъ онъ:- это они здѣсь, по невѣжеству своему, замѣсто, какъ по граматикѣ слp3; доваетъ сказать, потолокъ, значитъ, и накатъ. Такъ на это опять вы должны…

Но въ эту минуту онъ, какъ бы нечаянно обернувшись, очутился — какъ бы нечаянно опять — на параллели медленно подвигавшагося по дорогѣ барина (зоркій управляющій еще издали, давно запримѣтилъ его). Онъ опустилъ опять очки на носъ и замолкъ, неторопливо снявъ и тотчасъ же надѣвъ на голову шляпу.

— Накройтесь! покровительственно сказалъ онъ при этомъ своему собесѣднику, чуть-чуть кивнувъ на Коверзнева: — они этого не любятъ! (самъ онъ это очень любилъ).

Тотъ надѣлъ фуражку и, давъ на каблукахъ полуоборота влѣво, очутился тоже на параллели Коверзнева, съ опущенными, по-фрунтовому, внизъ руками и недвижно обращеннымъ на него взглядомъ.

Валентинъ Алексѣичъ приподнялъ шляпу — и покосился слегка на незнакомое лице…

— Въ Дерюгино изволите? промолвилъ искательно Софронъ Артемьевичъ, не трогаясь впрочемъ съ мѣста.

— Да… Коверзневъ пріостановился на мигъ. — Не знаете, не перевелись тамъ еще козы?

Барабашъ вышелъ къ нему на дорогу:

— Вѣрно сказать вамъ не могу-съ, потому, какъ самъ къ охотѣ пристрастія не имѣючи… А впрочемъ это сейчасъ узнать можно-съ… Капитанъ! крикнулъ онъ не оборачиваясь.

Зовомый этой кличкою человѣкъ, двумя быстрыми, гимнастическими шагами, проскочилъ разстояніе, отдѣлявшее его отъ разговаривавшихъ.

Софронъ Артемьичъ повторилъ ему вопросъ барина.

— Не видать-съ. По Дерюгину теперь рубка пошла; звѣрь это робкій, пугливъ… Въ Сотниково, должно полагать, коли и не совсѣмъ въ казенную пущу, перебрались. За Крусановской межей я, дѣйствительно, большаго козла…

Онъ вдругъ оборвалъ, какъ бы испугавшись своихъ лишнихъ противу того, что его спрашивали, словъ.

— Убили? досказалъ Коверзневъ.

"Какъ-же бы я осмѣлился"! прочелъ онъ въ недоумѣломъ взглядѣ, полученномъ имъ въ отвѣтъ. — Нѣтъ-съ, я… ходилъ — яму отыскивалъ…

— Еще вновѣ здѣсь, а очень понятливы на счетъ границъ, поощрительно сказалъ на это управляющій.

Валентинъ Алексѣичъ еще разъ приподнялъ шляпу и двинулся съ мѣста, приглашая взглядомъ Барабаша итти за нимъ.

— Кто это? спросилъ онъ, отойдя шаговъ сорокъ.

— А это у меня — съ Покрова взялъ, — лѣсникъ по Дерюгину и Крусанову.

— Вы его, мнѣ послышалось, "капитаномъ" называли?

Софронъ Артемьичъ усмѣхнулся:

— Точно такъ-съ! Онъ и есть капитанъ настоящій.

— Что же это значитъ: "настоящій"? спросилъ Коверзневъ, не совсѣмъ понявъ.

— Въ полку, то есть это значитъ, ротой командовалъ, въ инфантеріи-съ, Валентинъ Алексѣичъ, снисходительно объяснилъ господинъ Барабашъ. "Ничего-то онъ это настоящаго про русское не знаетъ"! говорилъ онъ себѣ презрительно въ это время про барина.

— И онъ къ вамъ простымъ лѣсникомъ поступилъ?… На какое жалованье?

— Пять въ мѣсяцъ-съ. Служилъ онъ тутъ въ Чепуровѣ, прикащикомъ у графа Клейнгельма. Отошелъ. Такъ я его по началу на испытаніе взялъ-съ…

— А на прежнемъ мѣстѣ сколько онъ получалъ?

— Говорятъ, двадцать пять. И такъ, вѣрно должно быть, потому не лжетъ никогда человѣкъ.

— Странно! сказалъ Коверзневъ.

Софронъ Артемьичъ кашлянулъ — для чего предварительно прикрылъ себѣ. ротъ рукою, — передернулъ очки свои и уже съ нѣкоторою таинственностью:

— Грѣшокъ за нимъ нѣкоторый есть, прошепталъ онъ.

— Какой грѣшокъ?

— На счетъ того-съ, меланхолически вздохнулъ Софронъ Артемьичъ и легонько щелкнулъ пальцемъ по отложному воротничку своей по модѣ сшитой сорочки.

— А!…

Настало нѣкоторое молчаніе. Коверзневъ шелъ теперь бодрымъ, широкимъ шагомъ человѣка, выходившаго пѣшкомъ чутъ не весь дальній Воетокъ Америки. Изнѣженный правитель Темнаго Кута едва поспѣвалъ за нимъ.

— Человѣкъ съ правиломъ, Валентинъ Алексѣичъ, заговорилъ онъ опять, какъ бы извиняясь, — и въ Чепуровѣ репутацію себѣ настоящую заслужилъ, потому, окромя этой слабости, ни въ какой марали не замѣченъ; чистъ человѣкъ, честнѣющій. А въ полку даже очень о немъ жалѣютъ-съ, потому ихъ полкъ стоялъ тутъ въ Стародубѣ и многіе даже у меня офицеры очень знакомые, — первый онъ, повѣрители, нѣтъ-ли, у нихъ по полку считался; на счетъ тоись фрунта и поведенія твердый, даже отвращеніе къ вину имѣлъ… И, можетъ, даже теперь самъ бы полкомъ командовалъ, — только случилась тутъ у него одна манифестація…

— Что такое?

Софронъ Артемьичъ самодовольно улыбался.

— Большая непріятность у него вышла, объяснилъ онъ.

— Да-а!… Такъ въ чемъ же состояла эта непріятность?

— Жена у него была, молодая, изъ полекъ-съ — и за этимъ словомъ господинъ Барабашъ цѣломудренно опустилъ очи, — и, по истинѣ сказать, — самая нестоющая женщина!… Только онъ къ ней слишкомъ уже большую страсть питалъ, даже, можно сказать, очень глупо съ его стороны. Потому она наконецъ и вовсе покинула его, скрылась… Искалъ онъ ее, ѣздилъ, изъ полка вышелъ изъ-за этого самаго, — нѣтъ, такъ и пропала, потому, говорятъ, панъ одинъ изъ Витебской губерніи за границу ее съ собой увезъ… Тутъ онъ съ горя и…

— Какъ водится, по-русски! процѣдилъ сквозь зубы Коверзневъ, глядя прищуренными глазами вдаль.