Лесное лихо

– Пришёл гончар работать, сел, стал глину месить, а глина воняет. Что такое? Узнал, чьё дело, и сына впервые в жизни выпорол. А потом говорит: «Мы тебя кормим-поим, работать не заставляем, а ты вон что творишь! Пошёл вон! Чтоб тебя нечистые взяли!» Сын разревелся, как девка, зелёные сопли пустил, да и ушёл. И до вечера где-то пропадал. Вот уже и ночь на дворе, а сына всё нет. Гончар беспокоится – что такое, никогда не было, чтобы его мальчишка до темноты гулял, он ведь трусоват был, в погреб боялся спуститься, думал, что его там земляной чёрт схватит! А тут его нет и нет. Пошёл искать по соседям – не нашёл. Три дня, три ночи ничего не делал, не ел, не спал – ходил по окрестностям да щенка своего искал. И всё без толку. Домой пошёл. Идёт и плачет. Хоть и негодный был сын, а всё-таки сын, единственный. А навстречу ему идёт старуха. Не поздоровалась, в глаза посмотрела, да и говорит: «Ты, что ли, сына ищешь?» «А ты, говорит гончар, откуда знаешь, почтенная? Ищу, говорит, да, видно, уже не найду». «Уж я-то знаю, говорит старуха. Я всё про всех знаю. Сына твоего Ночная Сила забрала по твоему слову. А если попросишь – вернёт. Делай, как я скажу». Рассказала старуха, что делать, топнула ногой и пропала. А гончар домой пошёл. А в полночь взял лучшего барана, тысячу динаров денег, вышел на перекрёсток, там разделся догола, барана зарезал, кровь его смешал с пеплом и натёрся, надел на голову дырявый горшок, деньги вокруг себя разбросал – всё сделал, как старуха велела. А потом встал на колени и говорит: «Добрый Народ, Ночные Хозяева, проклинаю Всевышнего – да, так прямо и сказал! – вас прошу: верните сопляка моего! Хоть косточки отдайте, чтобы похоронить!» Тут поднялся вихрь, завыло, засвистело, и страшный голос загремел: «Как сказал – так и будет! Иди домой, гончар, да смотри, не споткнись!» Гончар перепугался, как был, побежал домой. А на пороге обо что-то споткнулся. Зажгли свет и видят: лежат возле порога кости его сына пропавшего. Вот так. А попросил бы, чтобы вернули живого – вернули бы.

– А я слышал, кто живой от нечистых возвращается – тот всё равно порченный! – говорит Ханза. – Пацаны рассказывали, один лесоруб в лесу заблудился и зашёл в Костяной Лес, где на деревьях скелеты сидят. Там его мертвец покусал, лесоруб с ума сошёл, пришёл ночью в свою деревню и стал всех жрать, а с детьми грязные вещи делал. Отец, что такое грязные вещи?

– Это когда тебя имеют, как девчонку, только в задницу! – хохочет Хазын, за что немедленно получает пощёчину от отца.

– Думай, что говоришь! – рычит Гурим. – А ну-ка, оба спать сейчас же! И не сметь бояться, а то выдеру! Не бойтесь, пацаны, – говорит он помягче. – Это всё сказки. Ничего такого не бывает.

Рыбаки засыпают под бескрайним небом. Младший Гыбир спит между отцом и старшим братом. Под утро Гурим просыпается от сильного запаха копчёной рыбы. Он поворачивает голову. Так и есть – на месте Ханзы лежит жайын.

– Хазын! – зовёт Гурим. – Хазын, да проснись же!

Хазын просыпается и таращит глаза на жайына.

– Вот мелюзга! – бормочет он. – Шуточки ему, чтоб его забрали!.. Эй, Гыбир!

– Гыбир! – зовёт Гурим.

Младший не отзывается. Отец и старший поднялись, чтобы идти на поиски, но искать пришлось недолго.

– …Ы-ы-ы! – мычит Хазын, стоя возле коптильни. Глаза у него белые, как у варёной рыбы, челюсть прыгает, из открытого рта тянется нитка слюны.

Гурим бросается к коптильне, где вечером лежал огромный жайын – и солнце меркнет в его глазах. Вместо рыбы на решётке лежит голый Гыбир, выпотрошенный и проткнутый насквозь палкой, как рыба, которую коптят.

Гурим вспоминает то, что ему когда-то шептали старшие, оглядываясь по сторонам: «Никогда не говори, будто Их не бывает. Даже в шутку. Даже не думай так. Особенно ночью. Не любит это Добрый Народ. Наказать может». А потом его сознание меркнет, и он забывает всё – жену, дом, забывает, как ловил рыбу, забывает страшную смерть младшего сына, забывает, как его зовут, и почти забывает человеческую речь.

Он помнит одно.

Никогда нельзя сомневаться в могуществе Доброго Народа.

Он будет говорить это всем, пока его сознание не померкнет окончательно, и он не перестанет существовать. Но останется его сын – поседевший в двенадцать лет, заикающийся и подволакивающий левую ногу. И он тоже – пока его не повесят за распространение богопротивных слухов – будет рассказывать всем, как наказывают Ночные Хозяева тех, кто не верит в их силу.

* * *