Лесное лихо

– Зачем? – спросил пухленький Йилтош. Ему почти четырнадцать, но он похож на увеличенного в размере толстого семилетнего мальчишку. А ещё он глуповат. Говорит без толку, спросишь – отвечает невпопад. И верит всему. Сейчас он, наверное, единственный, кто поверил в Исымбеево враньё.

Хотя… враньё или нет, а в безмолвный чёрный подвал никому лезть неохота. Ни поодиночке, ни толпой…

– Дома поставлю. Женюсь, дети будут – пусть видят, что их отец – герой. Как древние Ревнители, которые истребили проклятое племя. А может, продам, – мечтательно вздохнул Залмун. – За чучело демона знаете сколько отвалят?

– Двадцать палок по заднице тебе отвалят! – расхохотался маленький юркий Мафекжин. – В том году Тэкир с Башхаром, с ними ещё Мартах и Мамбетхул были, нашли тут голых пацана и тёлку. Каменных.

– Как это – каменных? – вытаращил глаза Йилтош.

– Каменных. Из белого камня. Гладкие такие. В рост человека, и всё при них, как живые, только холодные.

– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво скривился Исымбей.

– Мамбетхул рассказывал. Он рассказывал, лазили по высокому дому, залезли почти до крыши, а тут Тэкир срать захотел, зашёл в какую-то комнату и вылетает оттуда. Глаза – как у бешеной кошки. Пацаны, орёт, там такое!

– Ну?

– Чё «ну»… – Мафекжин ухмыльнулся, – они там стоят, за руки держатся. У девки – вот такие сиськи! И щель ниже пояса – такая смачная… У всех от такого сразу кутаки встали. Они там все обдрочились!

– На пацана, ага! – гоготнул Залмун.

– Ты бы сам на пацана обдрочился, Залмун-бача! – усмехнулся Исымбей.

– А за гнилой базар ответишь? – Залмун взвился, как ужаленный… и остался на месте. Потому что с Исымбеем драться неприятно, он сильный и вёрткий, как кошка.

– Почему «гнилой»? Все знают, что тебя почтенный Куртан-агэ бачой сделал! – отвечает Исымбей.

– Он… нет… – не совсем уверенно ответил Залмун. – Он говорит, что меня как сына любит.

Повисло неловкое молчание. Мужеложство проклято в Книге, уличённых в смертном грехе забивают камнями. Но… если почтенный состоятельный господин обратит внимание на отрока из бедной семьи, то кому от этого плохо будет? Уж точно не отроку, которого и приласкают, и покормят, и денег дадут, и чем-то полезному научат: ведь Всевышний, и Отец-Искупитель, и все святые и пророки наставляли помогать слабым.

– Ну, вы будете слушать или как? – это Мафекжин.

– Ну, будем, – сказал Гаджиф. – Чё там дальше-то было?

– А дальше они вернулись домой и кто-то протрепался, а ихний трёп дошёл до олама. А олам вызвал стражей и полицейских, они пришли сюда и разломали дьявольские изделия. А пацанов выпороли, сам олам порол и молитвы читал, чтобы очистить от скверны.

Слушатели молчали – они помнят наставления олама, что изображения живых существ запрещены. А пялиться на изображения плотского греха – это прямой путь в пасть Дьявола. Те пацаны ещё легко отделались.

– А ещё говорят, – добавил Мафекжин, – что стражи на самом деле ничего не нашли. Этих… каменных пацана и тёлку.

– Куда ж они делись? – хмыкнул Гаджиф.

– Ушли, – тихо и со значением произнёс Мафекжин.

– Если они и вправду ушли, я бы с ними встретился! – ощерился Гаджиф. – И обоих… – он сделал всем понятный жест. – Мы три дня назад с дядей ездили в город, и там дядя взял себе базарную жену на час и мне тоже!

– Врёшь! – завистливо выдохнули все разом. Гаджиф ухмыльнулся и начал рассказывать, стараясь, впрочем, не говорить лишних подробностей, чтобы не провраться. К концу его рассказа все слушатели ощущали стеснение в штанах. Потом начался жаркий спор, может ли пацан четырнадцати лет взять базарную жену, если у него ещё нет настоящей жены. Вроде бы закон этого не запрещает, а там кто его знает… Говорят, в давние времена, когда земля погибала под властью безбожников, среди них водился обычай – покупать женщин для разврата. Но с тех пор, как утвердилась истинная вера, эту пакость истребили, как и остальные гнусные повадки проклятого племени. Сейчас мужчина может взять себе столько жён, сколько может содержать. А если он больше не желает свою жену – трижды говорит жене развод, и она идёт от него на все четыре стороны. Но никто не запрещает сказать жене развод через три часа! Поэтому молодые богатые мужчины поступают так – женятся на базарных жёнах, как положено, в присутствии олама. Потом делают с ней всё, что полагается, а когда насытятся – разводятся с ней по всем правилам.

Спор о законе и базарных жёнах снова свернул в разговор о женских прелестях, а также о том, у кого уже «было», а у кого не было, а он только врёт. Спор мог завершиться дракой, но, когда Мафекжин прикрикнул на Залмуна «Да ты сам девочка!», а тот готов был кинуться на обидчика с кулаками, совсем рядом послышался нежный голосок:

– Не орите, мальчики, от ваших воплей сейчас стены рухнут.