«Петр Фомич, я про вас услышал в первый раз, во сне или наяву — не знаю, от ламы у ног какой-то богини… Лама сказал: «Придет друг, доверься ему». И я ждал два года и восемь месяцев…»
— Ну куда ты прешь? Места тебе мало, что ли?
Последнее относилось уже к кому-то, кто, пробегая мимо, столкнул Виктора на мостовую, где шествовали на ходулях великаны. Пришлось Виктору отойти в сторонку, подальше от этого шествия, и только тогда он возобновил воображаемый диалог:
«И вот мы встретились, Петр Фомич. Я вам безгранично благодарен за все — нет, позвольте мне договорить! — за одежду, за документы — словом, за то, что вы меня вытащили из тайги».
— Пожалуйте, пожалуйте, — кланялся ему швейцар кафе. — Такому давэйды следует зайти к нам и повеселиться.
Он улыбался и жестом приглашал Виктора войти, соблазняя его:
— Пирожки? Горячую лотосовую водку?
Из ресторана шел аромат кушаний, слышны были выкрики кельнеров, которые певуче и весело передавали на кухню заказы посетителей. Зал гудел голосами, как на рынке или аукционе.
— Суп из голубиных яиц для достопочтенного Люй Пэй-фу!
— Цыпленок по-сучжоуски для многоуважаемого Ми Юя!
— Три доллара на чай! И такие щедрые гости уходят!
Виктору хотелось войти, но он подумал, что ему не следует без надобности появляться в таких местах, и пошел дальше, потеряв в толчее Петра Фомича. Он проталкивался сквозь толпу у балагана кукольного театра, проходил мимо нищих, ожидавших перед домами богачей традиционного угощения, мимо продавцов сластей, от которых отходили взрослые и дети, облизывая лакомство — та-гу-ляо на палочке. Как мало нужно — всего несколько засахаренных ягод шиповника, — чтобы ощутить праздник!
Праздник бездумного и безудержного веселья, подобный карнавалу в засушенном постами средневековье. Праздник долгожданный и желанный, которого жаждут, как только может жаждать его народ, не знающий еженедельного отдыха, работающий без передышки все — семь дней в неделю… Люй Цинь объяснял когда-то Виктору, что только детям нужен короткий отдых после короткого периода работы, а взрослый предпочитает долго работать, зато и отдыхать подольше. «Мы — древний народ, — говорил Люй Цинь, — поэтому и живем без воскресений. Зато праздники у нас длятся долго, и тогда мы обо всем забываем».
Перейдя пути, Виктор очутился в Новом городе. Здесь китайский праздник чувствовался уже меньше, он словно растворился в этом европейском квартале. Виктор остановился у кино и стал рассматривать фотографии. По праздникам сеансы начинались с двух часов, и он мог бы сейчас попасть на первый. Но здесь шел японский фильм «Любовь самурая», очень старый, заигранный, Виктор его видел еще три года назад, и не так уж хорош был этот фильм, чтобы стоило смотреть его второй раз. Кроме того, ему противны были японцы. И стоял он сейчас у входа только потому, что его привлекли фотографии. За его спиной захрустел снег под чьими-то быстрыми шагами, и он услышал разговор по-польски:
— Это здесь.
— Но ты же обещал, что покажут Варшаву.
— И покажут. После фильма. Платишь ты. Проиграл, брат, так плати.
Двое прошли мимо Виктора к кассе. Рысек и Манек! Он узнал их сразу. Оба не особенно переменились с тех пор, как они все трое кончили гимназию. «Варшава, — подумал он с волнением. — Да если тут покажут хоть уголок, хоть краешек Варшавы, тогда…»
И он, не задумываясь, пошел за ними к кассе.
Виктор был совершенно уверен, что товарищи не узнают его в этом костюме. Отходя от кассы, юноши оглянулись на него совершенно безучастно. И он спокойно уселся за спиной у них. Это дало ему возможность слышать весь разговор.
— В последний раз я здесь, — говорил Рысек. — Не скоро теперь удастся побывать в кино.
— Когда ты едешь?
— Во вторник.
— Значит, кладовщиком будешь?
— Да, так уж пришлось. Увы, науку хапать у нас не проходили. Я сказал Островскому: господин директор, на такое жалованье разве проживешь? А воровать я не умею. А он в ответ: «Жаль. Если в допустимых размерах… Я не мелочен».
— Еще бы, ведь добро-то не его! Хозяин — Ковальский.
— Ошибаешься. Островский уже разошелся с Ковальским, у него теперь совсем новое предприятие. Он, Лейман, Квапишевич и еще кто-то вошли в компанию. Затевают, как я слышал, нечто грандиозное. Пока готовят склады, вот я и получил эту должность.
Свет в зале погас. Сперва показали киножурнал. Пропаганда. Японский премьер-министр генерал Тодзио: «За все свое долгое существование Япония ни разу не знала поражения». Японские войска уже в Маниле, в Малайе. Триумфальная арка, сложенные из живых цветов слова: «Да здравствует Великая Восточно-Азиатская сфера общего процветания!»
Дуче Муссолини на балконе под приветствия толпы объявляет: «Восточная Африка — наша». Канцлер Гитлер на трибуне рейхстага, размахивая руками, истерически кричит, что он игнорирует придирки так называемого президента Рузвельта и вообще считает, что Рузвельт сумасшедший. «С нами бог, он благословил новый порядок!»
Вот оно как называется! — удивился про себя Виктор. Значит, в Европе «новый порядок», а здесь — «Великая Восточно-Азиатская сфера общего процветания»!