Лесной бродяга. Т. 2

Вдруг выражение свирепой досады омрачило лицо метиса. Несколько оседланных лошадей с богатой сбруей, украшенной массивным серебром, и бархатными седлами, расшитыми золотом и шелками, по-видимому, указывали на скорый отъезд асиендеро с дочерью и сенатором. Но вскоре лицо метиса прояснилось. Шелковые палатки доньи Розариты и ее отца оставались неубранными; вьючные мулы мирно паслись неподалеку, а багаж по-прежнему лежал около палаток. Из этого он заключил, что предстояла какая-нибудь увеселительная прогулка по окрестности или, быть может, охота за сернами, которой белые решили развлечься. В самом деле, на зов асиендеро, уже одетого и готового сесть на коня, из своей маленькой голубой палатки вышла Розарита, показавшаяся метису еще прекраснее, чем раньше. При ее появлении дикий взор пирата вспыхнул вожделением, сатанинская радость осветила его бронзовое лицо. Случай отдавал ему в руки предмет его необузданной страсти, разгорячившей унаследованную от матери индейскую кровь.

Метис решил не обнаруживать своего присутствия. Не спуская глаз с молодой девушки, он стал отступать шаг за шагом и, когда зелень кустов и деревьев почти скрыла ее от его взоров, припал к траве и слушал, что говорили на лужайке.

– Сеньор Франциско, – сказал Энсинас, обращаясь к одному из слуг асиендеро, – если вы заметите у Бобрового пруда свежие следы бизонов, скажите мне об этом по возвращении, и я со своими товарищами покажу вам охоту за буйволами, не менее любопытную, чем охота за дикими лошадьми, которую мы видели здесь. Теперь позвольте показать вам путь, по которому вы должны следовать, чтобы выехать из этого леса.

Сенатор, дон Августин и его дочь сели на лошадей и в сопровождении трех слуг поехали вслед за дюжим охотником по узкой тропинке, которая выходила из леса на равнину и там вилась среди высокой травы.

На опушке леса Энсинас расстался со всадниками, пожелал им доброй прогулки, при этом указал брод через реку и дорогу, ведущую к пруду бобров, любопытные постройки которых так интересовали молодую девушку.

– Сеньор Августин! – вскричал вдруг Франциско. – Там, должно быть, бежит буйвол или дикая лошадь. Видите, как волнуется трава, точно рассекаемая грудью какого-то животного?

Действительно, неподалеку от всадников в густой траве мелькала какая-то волнистая линия, которая как раз должна была пересечь тропинку, по которой двигались путешественники. Вскоре, однако, она исчезла, и перед глазами зрителей расстилалось лишь одно волнующееся море травы.

– Это, верно, была лань, которую мы спугнули, – промолвил асиендеро, – ведь трава тут недостаточно высока, чтобы укрыть буйвола или дикую лошадь.

Кавалькада тронулась дальше и по истечении некоторого времени опять заметила вдали колыхание травы, направлявшееся к тому месту, где были спрятаны караульные метиса. Дальность расстояния не позволяла слугам дона Августина различить фигуру метиса, который бежал по равнине, пригнувшись к земле и лишь время от времени показывая из-за травы платок, которым была покрыта его голова.

Всадники ехали не спеша, как обыкновенно бывает утром, когда сердце точно расцветает при дуновении ветерка, напоенного ароматом пустыни. Восход и заход солнца навевает сладкие мысли, более игривые утром и более серьезные вечером. Первые улыбаются будущему, вторые охотнее возвращаются к прошлому. Для молодости эти грезы одинаково сладки, потому что какое же у нее прошлое? Зато необозримое будущее развертывается перед нею!

Розарита находилась под обаянием этих сладких грез. Для нее прошлое не исчерпывалось и двадцатью годами, а потому она вся ушла в будущее, мечтая о том времени, когда ее Фабиан вернется в асиенду, быть может, более проницательный.

Убаюкивая себя подобными мыслями, девушка и не подозревала, что Фабиан лежал недалеко от нее, обреченный на скорую смерть. Мало того, ей самой угрожала опасность, но, не ведая об этом, Розарита продолжала спокойно ехать вперед, улыбаясь своим грезам.

Наконец, всадники съехали с тропинки и увидели перед собой реку. Широкие и глубокие воды ее вызывали у них опасение, что Энсинас ошибся, сообщая им, что в этом месте имеется брод, а потому они и остановились, чтоб посоветоваться, как быть дальше.

– Да эти берега вовсе не так безлюдны, как я думал! – вскричал дон Августин. – Я вижу там человека.

– Белого, как и мы? – спросила Розарита, которую голос отца заставил вздрогнуть и очнуться от своих грез. – Слава богу!

– Судя по костюму, это – белый! – заметил сенатор.

Далекий от всякого подозрения, асиендеро приказал Франциско расспросить незнакомца насчет брода. Да и как он мог подозревать человека, который, стоя на пустынном берегу реки, предавался невинному развлечению, бросая в воду камешки?

Слуга подъехал к незнакомцу, у которого голова была повязана клетчатым платком, и, видя, что тот продолжает свое занятие, не замечая, по-видимому, его присутствия, обратился к нему. Что отвечал незнакомец – всадники не могли расслышать, несмотря на все старания. Они увидели только, что тот неуклюжей походкой и размахивая руками тронулся по направлению к ним.