Лесной техникум 4: За тридевять земель

— На Авалоне, естественно, она директор школы Британского Епископата. Правда там уже каникулы и она скорее всего умотала на свой остров, но там остался Ланселот, он подскажет. Но только вы осторожней там! Сэр Ланселот Озёрный — рыцарь до мозга костей, честен, вежлив и бесстрашен, если проявите себя также, он примет вас как друзей, с честью и открытым сердцем, а вот у Морганы очень дурная репутация и не зря!

— Спасибо, царица Гарафена, — со вздохом ответил Ваня. — Пойдём готовиться к путешествию. Ещё бы только узнать, где летучий корабль добыть…

— В Рифейских горах, естественно, — пожала плечами царица змей. — Там можно найти их спрятанными в разных местах. Не то, чтобы их много и не то, чтобы это было просто, но попадаются. И никто не знает сколько их там. А ещё поговаривают, что там остались верфи, на которых их строили, но точно не знает никто.

— А Борей… ведь ветры они… — начал было формулировать свой вопрос Ваня, но Гарафена его жёстко оборвала:

— Всеведущих нет! Ветер видит всё не так, как человек и летучий корабль, когда он спит, да и вообще любой волшебный артефакт, для ветра неотличим от сваленного леса, мёртвых скал, груды металла. Тем более, что Рифейские горы — граница владений Борея, там он не так властен, как в других местах. Это граница Гипербореи, а там дуют свои ветры.

— Как Гиперборея⁈ — возмутилась Ильмера. — Ведь Гиперборея это…

— Знаю, знаю, — отмахнулась Гарафена, — люди называют так северные равнины времён последнего оледенения. Но истинная, волшебная Гиперборея лежит за Рифейскими горами! И ещё учтите, никто толком не знает, как выглядят эти корабли, когда спят. Я знала одного, кто нашёл летучий корабль, так он рассказывал, что была скала и вдруг вместо неё появился корабль. А большего я не знаю.

На этом они и расстались, ибо Солнце уже клонилось к закату, а идти по изрядно разрушенной тропе ночью и даже в сумерках — удовольствие существенно ниже среднего.

На набережную Ваня с Ильмерой выбрались когда Солнце уже село, затащили рюкзаки к себе домой и, чтобы не возиться с готовкой, поужинали походными припасами, благо разогреть их в печи — куда проще, чем на костре в лесу. И уже расслабившись, прилёгши на лавке, Ваня спросил:

— Слушай! Я вот всё хотел спросить, да как-то руки не доходили. Ты говорила сирене, что она вроде как изгнанная, что ей в море ходу нет…

— Не вроде, — Ильмера ответила не дожидаясь конца вопроса. — Мы, кого люди называют мелкой нечистью, можем принимать человеческий облик и в это время мы почти люди. И мы почти никогда не убиваем друг друга. И никогда не убиваем специально. Людей иногда, случайно, заигравшись, или особо выдающихся…

— Тех, кто сильно нахомячил в лесу и за несчастную любовь? — с некоторым ехидством спросил Ваня.

— Ты не понимаешь! — резко ответила мавка и отвернулась. — Для нас полюбить человека это величайшее счастье и проклятие. Только так мы можем понять и почувствовать настоящие человеческие чувства. Но если человек нас отвергает, прогоняет от себя, мы увядаем и погибаем. И всё равно, даже те, кто погибал из-за этого, говорят, что оно того стоило. Но те, кто остаются, могут убить такого человека. А я… А ты…

Она всхлипнула и попыталась выбежать на улицу, но Ваня успел перехватить её, вернулся на лавку, усадил к себе на колени:

— Ну! Я-то тебя не брошу.

— Я никак не могла понять… Света всё смеялась, успокаивала меня, говорила: «Чего ты хочешь от мальчишки? Они сами не понимают, что чувствуют.» А когда ты зажимал мне рану, не давая истечь кровью… И потом, я заметила, что ты переложил в свой рюкзак почти все патроны и часть круп… думала не доверяешь…

— А на самом деле, мне легче нести всё самому, чем видеть, как тяжело тебе.

Ильмера обняла его, прижалась крепче, сказала шёпотом:

— Вот теперь я понимаю…

Они так сидели обнявшись, пока Ваня не вернулся к первоначальному вопросу. Ильмера потрепала его по волосам и принялась объяснять:

— Так вот, убить человека это почти то же самое, что убить кого-то из наших, но есть людей…

Мавку передёрнуло и Ваня догадался:

— Те, кто это делают — съезжают крышей и начинают есть своих?

— Да. Среди вил этого не бывает, у нас, в лесу, очень-очень редко, мы изгоняем таких в самые глухие места… Понимаешь, ведь мы же не просто так. Мы следим за лесом, а эти… эти начинают губить лес вокруг себя, образуется чернолесье и лес их быстро уничтожает. А вот у русалок такое случается намного чаще… Рыбы, они и есть рыбы! Таких изгоняют на берег, а там некоторым удаётся выжить. Селятся на скалах, на таких вот пляжах, как эта, сбиваются в банды, там тоже жрут друг друга… Без воды они долго не могут, а в воду их не пускают, вот они и перебиваются от шторма до шторма.

— Гуманнее было бы убить, — вздохнул Ваня.

— Я же говорю, вы, люди, очень жестоки.

— А так лучше? Та же смерть, только медленная. А те люди, которых они убивают? Здесь ещё вопрос, что будет более жестоким!

— А самое страшное, что я становлюсь такой же и где-то понимаю твою правоту. Хотя сама не смогла бы это сделать.

Они так и сидели какое-то время обнявшись, пока Ваня не сказал: