Лесной замок

— Разумеется. Всех трутней. Раз в году, примерно в эту пору, в начале осени, от них избавляются. Беспощадно. — Он опять рассмеялся. — В улье нет христианства. А значит, нет милосердия. Ни в одном улье нет ни одной пчелы, слишком слабой для того, чтобы работать. Потому что от слабых и от калек избавляются, пока они еще малы. Все подчиняются закону выживания, и закон этот превыше всего.

Затем, не поднимаясь с камня, Алоис впал в молчание. Ему начало казаться, будто он рискует свалять дурака. Здешние жители расхваливали Старика, наперебой рассказывая о его обширных познаниях в области пчеловодства. Но Алоис почувствовал, что к самому старому пасечнику они симпатий не питают. И теперь он боялся того, что Старик сумеет обвести его вокруг пальца.

У этого страха имелись смутные основания. Купив ферму не столько из-за плодородия земли, сколько из-за живописного расположения, он не хотел еще раз попасть, если так можно выразиться, в полупросак — теперь уже с пчелами. Он долго тянул с окончательным решением, стоит ли заняться ими профессионально. Он потерял весь август. Сейчас сентябрь. Не исключено, что он опоздал с обзаведением зимней колонией. Но если покупать, то немедленно. А когда тебя поджимает время, приходится переплачивать. И, конечно, крестьяне посмеются над ним, если он приобретет пчел втридорога, но по-настоящему тревожило его сейчас даже не это. Он нехотя вспоминал о том, что уже разок пытался заняться пчелами, правда понарошку: в Браунау он держал один-единственный улей на расстоянии пешей прогулки от города. Это было место, куда он мог пойти вечерком, если ему надоедали одни и те же собутыльники в одной и той же пивной, или наведаться в воскресенье, чтобы не торчать на улице, пока все остальные идут в церковь. Но как раз там и разразилась чуть ли не катастрофа. В одно из воскресений пчелы искусали его с такой жестокостью, что он, опамятовавшись, решил, будто ненароком сунулся в покои самой королевы. Ведь с соломенным ульем никогда не скажешь, где что находится, солома такая бесформенная! И он с горечью осознал собственное невежество: работая с соломенным ульем, ухитрился угодить в самое пекло!

Но понял он и еще кое-что. И запомнил. И теперь загодя готовился к тому, чтобы сообщить Старику, что стоило ему выбрать из ладоней и коленей пчелиные жала, как всегдашняя боль в суставах оставила его на довольно долгое время. Наверняка он сумеет произвести на Старика впечатление своим знанием целительных свойств пчелиного яда. Он расскажет о том, как прибегали к такому лечению еще в Древней Греции и Древнем Египте. Поведает о римлянах и эллинах, о Плинии и Галене. Это были великие врачеватели. Они умели готовить снадобья, в состав которых входили пчелиный яд и пчелиный мед. К месту будет вспомнить Карла Великого и Ивана Грозного. Оба эти монарха, как утверждается, страдали сосудистыми заболеваниями и лечились от них, позволяя пчелам жестоко жалить себя.

Но действительно ли он готов к столь ответственному разговору со Стариком? Такой шаг может оказаться принципиально неверным. Как знать, не разбирается ли Старик и в этом вопросе лучше, чем пришлый энтузиаст и откровенный дилетант?

4

Как я уже упоминал, Старик был одним из наших. Я назвал его отставником, и это тоже соответствовало действительности. В годы, о которых идет речь, мы практически не прибегали к его помощи, да и поощряли его лишь в минимальной мере. Время от времени мы подкидывали ему новые доказательства справедливости его умопостроений (подобные поощрения в равной степени практикуются и ангелами, и бесами с целью «освежить» подувядшую было преданность того или иного клиента) и ожидали в ответ послушания. Разумеется, ему было приказано угостить Ади лучшим медом, едва сын с отцом переступят порог его дома, и старый доктор так и поступил.