Лесные сказки

Можете себе представить, как будет счастлива картошка, если вы не кинете её грубо на дно раковины, а подержите в руке, вымоете аккуратно… ведь мы не задумываемся о том, что если мы – это то, "что мы едим", то наша пища заслуживает бережного и почтительного, во всех смыслах, обхождения.

Неважно чем вы удалите кожицу с картошки: овощечисткой, керамическим или стальным ножом. Важно,– о чем станете думать при этом! Не упрекая себя в излишней сентиментальности, скажу, что лишней жалости не бывает. Её всегда мало. Оттого-то нам так часто приходится жалеть себя самих…

Уля, June 8

Из окна вагона поезда дальнего следования выпорхнул небольшой пакет. Белой птицей покружил он над выбритой щекой насыпи. Подхваченный волной движения состава, взмыл ввысь,и,отвергнутый ею же,упал в пятнадцати метрах от железной ветки дороги.

Уля родилась слабенькой. Казалось,с нею справится даже некрупный комар. Впрочем, жаркое весеннее солнце испепелило эскадрильи едва вставших на крыло насекомых,что дало ей время прийти в себя и набраться сил. Оно же взлелеяло опару земли, из которой одна за другой появились сочные травы и нежные ростки кустов. Мама срывала яркие бархатные листочки,что сделало её молоко особенно вкусным и целебным.

Едва осталась позади младенческая дрожь в ногах, Уля перестала прятаться под боком мамы, а чаще смотрела на цветы и букашек, которые норовили перебраться с лепестков прямо на нос,стоило подольше постоять на одном месте. Кастаньеты дятла,полуденное завывание кукушки и полуночная перекличка сов,– все звуки вокруг казались родными и придавали уют просторной квартире косуль под плотным навесом ветвей. Капли дождя,если он и случался порой, не досаждали маленькому семейству. К тому же,после можно было попить воды из выщербленной временем короны пня,остерегаясь втянуть ненароком упавший в воду лист или беспомощного муравья. Листок Уля отгоняла шумным вздохом, а муравью подставляла нос, по которому тот проворно взбирался, как по бархатному мосту.

Время от времени мама водила Улю на берег реки. Воды в ней, несомненно, больше, но и претендентов на то, чтобы сдуть пену облака с поверхности, было тоже намного больше!И если звери покрупнее были вежливы, то слепни и шершни пользовались бражниками в своих корыстных целях. Так что, если быть честной, Уля не очень любила ходить к речке. Одним из привычных с детства звуков,был весёлый свист электрички,баритон поезда и тяжёлая поступь товарных вагонов ,– сродни прогулки лося подле спящего мышонка. Почва вблизи железнодорожного полотна начинала раскачиваться задолго до его появления,и не переставала некоторое время после. Улю тянуло к не пересыхающим блестящим ручьям рельс,которые звенели, стучали, гудели… Речитатив их натёртых движением связок был пленителен,как рассвет, пропитавший губку тумана.

В одну из прогулок к железной дороге, меж сжатым в гузку сухариком мака и ирокезом чертополоха,Уля увидела странный, диковинный для лесного жителя предмет. Если бы лес, в котором родилась Уля, располагался на берегу моря, она могла бы сравнить новинку со слегка потрёпанной медузой. Но такого опыта у Ули быть не могло, увы. Как не было у неё никакого опыта вовсе. Стояла бы рядом мама, она бы растолковала, что к чему, но та старалась опередить подруг, старательно обкусывая не подсохшую ещё листву. И Уля осталась один на один с пакетом,который выпорхнул из окна купе чудесного весёлого вагона,где, мечтая о том, что скоро увидит море,ехала девочка Юля и грызла конфеты, которыми на прощание угостила её бабушка. Конфеты закончились,Юля хотела спросить маму, куда положить липкий от сладостей кулёк, но мамы рядом не оказалось,она вышла в тамбур покурить с дядей из соседнего вагона,и Юля просто выкинула пакет за окошко и тут же забыла о нём. Молоденькая лесная козочка, как и все девочки её возраста, была большой сластёной. Втянув носом пьянящий аромат патоки и сахарной пудры, улины губы сами собой нетерпеливо задвигались. Она наклонила свою милую головку,подхватила неведомый, но такой обольстительный предмет, и проглотила его…

Несколько дней Уля не могла ничего есть. Мама пыталась растормошить её, развлечь, подталкивала в сторону некогда вожделенной тропы паровозов и электропоездов. Но Уля никуда не могла идти, она лежала в тени сосны с обрубленной людьми макушкой и тихо тявкала. Животик Ули стал круглым и твёрдым,как спелый гриб-дождевик, а глазки – маленькими, как ягоды боярышника, пережившие зиму. Уля безразлично смотрела в одну точку, и думала лишь о том, чтобы прекратилась страшная боль, наполнившая её внутренности. И понимала, что это произойдёт, надо только ещё немного по-тер-петь…