Лесные ведуньи

Каждую ночь Егор изнемогал от ожидания, как бы не уставал на работе за день. Когда Июлия заканчивала хлопотать по хозяйству и ложилась с ним в постель, он испытывал неземное блаженство. Страсть его не кончалась, наоборот, с каждым разом становилась всё более жгучей. Она испепеляла его душу безудержным огнём.

Июлия без стеснения скидывала с себя свободную ночнушку, распускала длинные косы и накрывала тёмными волосами, словно покрывалом, тело Егора. Она не смущалась, была самой собой: страстной, искренней, отдающей всю себя до капли любимому. Июлия была женщиной его мечты. Она была рядом с ним, но он продолжал мечтать о ней. Это было похоже на колдовство.

– Никогда бы не подумал, что ты такая… – как-то выдохнул Егор, откинувшись на подушку и тяжело дыша.

– Какая? – улыбнулась Июлия, убирая пряди растрепавшихся волос со вспотевшего лба.

– Как быстрая река… – прошептал мужчина. – Закрутила, завертела меня своими водами. Едва держусь на плаву. Того гляди утону.

– Так с реками бывает только в половодье, – ответила Июлия, и глаза её загадочно блеснули, – потом большая вода уйдёт и на смену бурному течению придёт плавное и размеренное.

Егор задумчиво смотрел в потолок. Дальнейшая семейная жизнь тоже представлялась ему в тот момент бесконечно счастливой. И казалось, что так теперь будет всегда. Но в природе и в человеческой жизни ничто не бывает вечным…

* * *

Спустя год в молодой семье случилось прибавление. В одну из летних ночей Июлия родила долгожданного первенца. Когда повитуха положила ей на опавший живот мокрого, тёплого младенца, молодая мать не сдержала слёз счастья.

Егор тоже плакал от избытка чувств. Стоя в сенях, он прислушивался к каждому стону жены, к каждому шороху, доносящемуся из избы. А когда наконец до него долетел по-праздничному громкий, требовательный крик новорождённого сына, сердце его наполнилось до краёв преданной и самоотверженной отцовской любовью.

Кто же знал, что вскоре после рождения ребёнка в дом молодого счастливого семейства внезапно постучится беда?

Глава 6 Сын

Июлия бежала по лесу, обливаясь слезами. Она прижимала к груди ворох из пелёнок, в которые был закутан младенец. День был тёплый, тихий и благостный – совсем такой, как тот, когда вот так же, обливаясь слезами, саму Июлию относила в лес её мать Наталья.

Ребёнок в пелёнках не шевелился. Июлия время от времени заглядывала в его личико, целовала в маленький лобик, в закрытые глаза, и слёзы её текли ещё пуще. Мягкие солнечные лучи касались растрёпанных волос Июлии, уже несколько дней она не заплетала их в тугие косы, и теперь они иссиня-чёрными спутанными прядями рассыпались по спине и плечам.

Июлия не смотрела по сторонам, не прислушивалась к звукам леса. На лице её застыла такая боль, которая не проходит бесследно, а оставляет после себя на лице глубокие отметины и морщины. За прошедшие несколько дней Июлия постарела на пару десятков лет.

Вскоре лес перед ней стал таким густым, что ей приходилось протискиваться сквозь спутанные ветви вековых елей. Она знала лес и прекрасно помнила путь до мест, где выросла. Лесные чащи и труднопроходимые места не пугали её.

Добежав до поляны, залитой солнцем, Июлия остановилась возле избушки Захарии. Она судорожно вздохнула, вытерла ладонью мокрое от слёз лицо и положила ребёнка на почти сгнившее крыльцо. Потом, прижав обе ладони к лицу, она глухо зарыдала, но тут же ударила себя ладонью по щеке, чтобы хоть как-то прийти в чувство.

Дрожащими руками распеленав ребёнка, она взглянула на него и замерла на несколько долгих мгновений. Маленькое тельце было неестественного, бледно-голубого цвета. Ребёнок не шевелился, не кричал. Он был мёртв.

– На, забирай! Это ведь всё ты? Твоё колдовство? От обиды на меня наделала? – закричала Июлия. – На, забирай! Да чтоб ты подавилась, проклятая!

Она кинулась навзничь, упала рядом с крыльцом и, точно безумная, стала скрести ногтями влажную землю рядом с ребёнком, рыча, словно дикий зверь. Потом она встала и медленно пошла прочь от избушки.

– Вперёд, вперёд… – шептала она себе под нос.

Оборачиваться было нельзя, Июлия знала, что обернись она хоть раз, то не сможет уйти – вернётся, ляжет и умрёт от горя вместе со своим сыном.

После того как шаги Июлии стихли, из избушки вышел чёрный кот. Он бесшумно, на мягких лапах подошёл к лежащему на нижней ступени крыльца ребёнку, протяжно мяукнул и снова ушёл в дом.

* * *

– Что ты пристал ко мне, окаянный? Ходит и ходит подле меня! – сонно проворчала Захария и небрежно оттолкнула кота ногой от лавки. – Сказала же, не выйду больше из избы! Плохо мне. Иди гуляй один, Уголёк! Чую, что наконец-то смерть моя близко.

Кот снова мяукнул, а потом зашипел, выгнул дугой спину, шерсть его встала дыбом. Захария села на лавке, недовольно взглянула на кота, потом взяла гребень и стала расчёсывать свои седые волосы, свисающие до самого пола.

– Не пойду, дурной! Помирать мне пора, а не по лесу разгуливать, – Захария стукнула кулаком по своей впалой груди.