Лесные ведуньи

Мальчик смотрел на Июлию и корчил забавные рожицы, а потом уткнулся лицом в её руку и стал искать грудь, широко открывая рот. Июлия быстро расстегнула сорочку и приложила сына к груди, которая тут же налилась молоком. Ребёнок стал жадно сосать, а вдоволь наевшись, снова уснул в тёплых материнских объятиях. Июлия сидела на лавке, ничего не понимая. Она прижимала сына к груди и боялась пошевелиться: если это сон, то тогда лучше совсем не просыпаться.

Ребёнок посапывал во сне, а она не могла поверить в то, что снова слышит родной звук его дыхания, ощущает на руках приятную тяжесть, чувствует кожей тепло живого человека, рождённого ею. Материнство – великое счастье, теперь Июлия понимала это, как никто другой.

Когда в избушку вошла Захария, Июлия испугалась, что она отнимет у неё дитя, но старуха занесла в дом котелок с кипящей водой и заварила Июлии травы в чашке.

– На, выпей, молоко станет жирнее. А то, поди, иссохли уже груди, – сказала она и протянула ей чашку. – Мальчишке сейчас хорошо есть нужно, много сил у него хворь проклятая отняла.

Июлия замешкалась на секунду, но потом всё же положила спящего ребёнка обратно на печь, рядом с Угольком. Сев за стол, она отхлебнула тёплый отвар из чашки и почувствовала, как внутри всё налилось благодатным теплом. Захария поставила перед ней свежий каравай, и Июлия отломила себе кусок.

Она не решалась заговорить с Захарией и молча жевала хлеб, запивая его травяным отваром. Когда старуха села за стол напротив неё, ей всё же пришлось посмотреть ей в лицо. Глаза Захарии, как и раньше, были синие-синие, полные тайн и загадок, но теперь эти загадки не пугали Июлию. Старуха смотрела строго, но в её взгляде не было злобы, которая ей померещилась раньше.

– Что случилось с мальчишкой? – спросила Захария.

Июлия напряглась всем телом от её вопроса. Ей было тяжело вспоминать всё, что она пережила. Но нужно было выговориться, она и так слишком долго всё носила в себе.

– Не знаю, родился здоровеньким. Сашенькой мы его назвали в честь отца Егора. Всё было хорошо, – тихо проговорила Июлия, а потом всхлипнула. – Через месяц вдруг заболел наш Сашенька-то, перестал есть да начал плакать без конца. Мы с мужем все извелись. Я поначалу его лечила травами, как ты учила, но ничего ему не помогало. Решили везти его в посёлок к врачу, но лекарства тоже не помогли, как будто проклял его кто… А потом мне мать встретилась на улице и сказала, что это ты его прокляла…

– Я? – спросила Захария, и брови её удивлённо поползли вверх. – На что он мне нужен? Ещё проклинать его!

– Якобы ты на меня разозлилась и вот теперь в отместку сына моего хочешь забрать и съесть…

Июлия вздохнула, обхватила руками голову.

– С каждым днём Сашеньке становилось всё хуже. На глазах стал таять. А в одно утро я подошла к колыбели, а он синенький весь лежит и не дышит. Тогда-то я и сказала мужу, что хоронить будем пустой гроб, а Сашеньку в лес понесла. Я ведь тогда была уверена в том, что это ты его прокляла, убила. Знаешь, в большом горе всегда хочется сделать кого-то виноватым…

Июлия всхлипнула и закусила губу, чтобы не зарыдать. Она опустилась перед Захарией на пол, поцеловала морщинистые руки старухи и осторожно положила голову ей колени – так, как всегда делала в детстве и юности…

– Если ты настолько жестока, что люди прозвали тебя Бабой Ягой, если ты так бессердечна, что бросаешь беспомощных младенцев в печь, то… – Июлия осеклась не в силах подобрать нужных слов, но спустя несколько мгновений продолжила: – Почему ты тогда, двадцать лет назад, пожалела меня? И почему теперь ты вернула к жизни моего ребёнка?

Захария молчала. Она приглаживала крючковатыми пальцами растрёпанные волосы Июлии и, казалось, не слышала её.

– Скажи мне, Захария, кто ты такая на самом деле? – Июлия заглянула старухе в лицо, пытаясь прочитать в её синих глазах ответы на свои вопросы.

Захария взглянула на Уголька, спящего на печи рядом с маленьким Сашенькой, а потом задумчиво уставилась в окно.

– Хорошо, Июлия, коли ты просишь, я расскажу тебе, кто я такая есть. Только учти. Тебе это ой как не понравится! Может, ты даже пожалеешь о том, что решилась всю правду обо мне узнать. Да только потом уж поздно будет.

Июлия не отвела глаз, выдержала пронзительный, тяжёлый взгляд Захарии.

– Рассказывай. Что бы это ни было, я хочу знать, – уверенным голосом попросила она.

И тут синие глаза Захарии вдруг вспыхнули огнями, а тонкие губы старухи скривились в жуткой усмешке. Июлия замерла и похолодела…

Глава 7 Материнское проклятие

– Захария, милая моя, не плачь. Мы ребёночка нашего за картофельным полем закопаем. Так он сказал мне в первый раз.

– Кто? – тихо спросила Июлия, чувствуя, как холод пронизывает её всю насквозь, достаёт до самого сердца.

– Семён, мой муж. Хороший был мужчина – крепкий, заботливый, работящий. Я ведь в девках красивая была: косы светлые до колен, глаза синие, щеки круглые да румяные, грудь пышная. А уж если платье алое надену да ленты в косы вплету, то совсем парни головы теряли, толпой за мной ходили.