Лесные ведуньи

Старуха сидела перед ней такая растерянная, такая поникшая, что Июлия на миг растерялась. Такой Захарию она никогда в жизни не видела. Она взяла её за руки и крепко сжала их.

– Люблю, – тихо проговорила Захария, и из глаз её капнули на тёмное платье две крошечные слезинки.

– Ну вот! – радостно воскликнула Июлия. – Теперь уйдет твоё проклятье!

– Не уйдёт, – ответила Захария, и голос её прозвучал совсем тоскливо.

Улыбка сошла с лица Июлии, и откуда-то изнутри на неё навалилась странная, давящая на сердце тяжесть.

– Как это не снимется? Ты же говорила, что материнское проклятье будет действовать до тех пор, пока твоя душа не наполнится светом и любовью.

Лицо Захарии побледнело и вмиг осунулось. Она не смотрела на Июлию, но чувствовала её огромное разочарование. Сашенька проснулся и закряхтел в своей колыбели. Захария поднялась с лавки и направилась к двери, тяжело дыша.

– Иди к ребёнку. Кормить уж пора, – проворчала она.

– Бабушка! – строго окликнула её Июлия.

Старуха замерла на месте, вцепившись в дверную ручку.

– Бабушка! Говори, не томи, – повторила Июлия. – Опять твои тайны?

Июлия подошла к старухе и положила ладонь на её плечо.

– Я тебе и вправду не всё тогда сказала, – проговорила старуха хриплым голосом. – Проклятье никогда не снимается просто так, оно не может раствориться само по себе в воздухе. Я могу только передать его, да не каждому, а тому, кто согласится его забрать. Но тем самым я погублю этого человека, сама понимаешь… Вот так-то, Июлия. Больше у меня перед тобой никаких тайн нет.

– То есть… – ошеломлённо прошептала Июлия и осеклась.

Захария кивнула.

– Главное моё наказание не само проклятье, а возможность его снять. Ведь забрать проклятье может лишь тот, кто меня любит. А это только ты. Тебе я никогда не позволю сделать это, – сказала она.

Сашенька заплакал, требуя материнского внимания, и Июлия медленно подошла к колыбели.

– Постой, не уходи. Мы что-нибудь придумаем, бабушка, – сказала она.

– Нечего тут придумывать, – ответила Захария и улыбнулась, – я, сказать по правде, попрощаться приходила, провести один из своих последних дней с вами: с тобой, с Сашенькой. И знаешь, это был очень хороший день.

– Бабушка, – всхлипнула Июлия, прижимая плачущего ребёнка к груди, – прошу, не уходи! Останься с нами! Я обязательно что-нибудь придумаю!

Но Захария уже вышла на улицу и прикрыла за собой дверь. Яркий солнечный свет на несколько секунд ослепил её, от него снова защипало глаза, и слёзы тут же покатились по морщинистым щекам старухи. Весь путь до леса Захария плакала, и эти слезы, как живительная влага, приносили ей облегчение.

Подойдя к своей избушке, Захария осмотрелась: всё вокруг было так, как и всегда, но при этом что-то безвозвратно изменилось. Это изменилась она сама. Захария знала, что Июлия этого так просто не оставит. Завтра же она прибежит к ней и будет готова пожертвовать собой ради неё. У Июлии светлая душа, она не успокоится, пока не поможет ей. Захария не могла допустить такой жертвы, поэтому по пути в лесную чащу она приняла твёрдое решение.

В последний раз осмотрев свои владения, она поднялась на высокое крыльцо, вошла в избушку и затопила печь. Взяв Уголька на руки, она поцеловала его в чёрный нос и проговорила:

– Тебе, животинка, я тоже должна сказать, что ты дорог мне, люблю я тебя всей своей никчемной душонкой. Столько лет ты со мною рядом! Ты мой самый верный друг. Как бы мне ни было одиноко и тоскливо, ты каждую ночь сворачивался клубочком у меня под боком. И от твоего живого тепла мне становилось легче. Спасибо тебе за всё!

После этих слов Захария вынесла кота из избы и посадила на крыльцо. Кот зевнул и выгнул дугой худую, облезлую спину.

Плотно притворив за собой дверь, Захария закрыла вьюшку у печи, и дым тут же повалил в избу. Она сняла с себя накидку и аккуратно повесила её на ржавый гвоздь возле двери. Подойдя к столу, она стряхнула с него крошки, поправила взборовлённый половик на полу и подошла к лавке. Аккуратно расстелив на ней чистую простыню, Захария легла на бок и закрыла глаза. Дым быстро заполнял тесную избу, стелился плотным облаком по полу, проникал во все углы и щели. Но Захария не видела этого, она уже крепко спала…

* * *

Захария спала.

Поэтому она не могла видеть, как дверь избушки внезапно распахнулась, словно от сильного порыва ветра, и внутрь вошёл чёрный кот. Он мяукнул хриплым голосом, и огонь в печи вспыхнул яркими искрами. Кот подошёл к своей старой хозяйке и запрыгнул на лавку. Но он не стал, как обычно, сворачиваться клубочком у неё под боком. Вместо этого он запрыгнул прямо на неё и стал лизать шершавым языком морщинистые щёки.

Пламя в печи вновь ярко вспыхнуло, угли в раскалённом чреве громко затрещали, и в клубах тёмного дыма появился силуэт женщины. Она была невесомая, прозрачная, наполненная огненным сиянием. Женщина медленно поплыла по воздуху к Захарии, лежащей на лавке, коснулась прозрачной ладонью её седых волос и сказала:

– Ты свободна, дочка. Наконец-то ты свободна.