Лесные ведуньи

Медведица стала драть когтями спину старухи, но она даже не дёрнулась. Длинная, жёсткая шерсть колола ей лицо, не давала дышать, но Захария сдавливала пальцы всё сильнее. Откуда и взялась в её дряхлом теле такая нечеловеческая силища? Когда медведица, захрипев от удушья, разжала зубы, Захария взглянула в её карие глаза и прокричала:

– Смотри не на меня, а в лес, чуй не кровь, а запах первых трав. Обуздаю твой гнев, твой звериный норов, заворожу взглядом своим, своим голосом, своим наговором. Ступай, медведица, прочь, уводи за собой в лес своих медвежат, а моё дитя мне оставь! Я своей дорогой уйду.

После этого Захария разжала свою хватку и медведица отпрянула от неё, заревела тревожно, развернулась и побежала в чащу, и маленькие медвежата неуклюже устремились за матерью. Захария судорожно вздохнула, обернулась к плачущей Июлии. Девочка всё это время лежала, прижавшись лицом к земле, и всхлипывала. От испуга её сильно трясло. Захария подняла девочку, отряхнула от налипшей хвои её голые ноги, а потом крепко прижала к груди и стала качать из стороны в сторону.

– Ой, лю-лю,
Моё дитятко,
Спи-тко, усни.
Да покрепче засыпай.
Засыпай, засыпай, глаз не открывай.
Все ласточки спят,
И касаточки спят,
Куницы все спят,
И лисицы все спят,
Все тебе, дитятко,
Спать велят.
Засыпай, засыпай, глаз не открывай.
Для чего, зачем
Дитятку спать?
Чтобы страх твой страшный,
Злоба злобная, горечь горькая –
Всё ушло из тебя…

Захария пела до тех пор, пока ребёнок в её объятиях не перестал всхлипывать. Потом она поднялась с земли, взяла спящую девочку на руки и понесла её к избушке. Корзинка с травами осталась лежать на земле. В тот момент Баба Яга думала лишь об Июлии, ей было безразлично, что собранные травы завтра уже потеряют свою силу…

* * *

– А я была уверена в том, что ты всё позабыла, – сказала Захария, глядя в улыбающееся, светящееся нежностью и любовью, лицо Июлии, – я для того и усыпила тебя тогда в лесу, чтобы ты проснулась и решила, что всё это был сон.

– А я так и думала долгое время, – ответила Июлия, – а потом увидела на твоём плече шрам от зубов медведицы и поняла, что всё это было наяву, а не во сне. Ты меня тогда ценой своей жизни спасла. Не каждая мать на такое способна…

Лицо Июлии вдруг стало грустным, она отвела взгляд в сторону.

– Это не ты меня у матери отняла, бабушка. Она сама меня бросила, унесла в лес, оставила там, думая, что я, беспомощный младенец, ей беды приношу своим родимым пятном… Будь мой ребёнок каким угодно, я бы всё равно его не оставила, – тихо проговорила Июлия. – А матери я и сейчас не нужна. Вот так.

Она коснулась пальцами тёмного пятна на своей щеке, и Захария не нашлась, что ответить. Немного помолчав, Июлия взглянула в лицо старухе, в глазах её снова загорелись огоньки, и она заговорила:

– А тогда, на пруду… Помнишь, бабушка? Мне лет пять было, я плавать не умела. Пока ты стирала мои платья, я нашла старое гнилое бревно и уплыла, держась за него, на середину реки. Помнишь, что было потом?

Июлия положила свою ладонь на сухую, сморщенную руку Захарии. Та кивнула, и губы её дрогнули в едва заметной улыбке.

– Бревно на середине пруда развалилось, и я чуть не утонула! Если бы не ты, бабушка, меня бы здесь не было. Ты спасла меня и тогда. До сих пор понять не могу, как ты плавала со своим жутким горбом.

Июлия и Захария посмотрели друг на друга, и внезапно обе расхохотались.

– Из-за тебя, такой озорной поганки, я тогда с десяток пиявок с себя сняла, – сквозь смех проговорила Захария.

– А я до сих пор помню вкус той озёрной воды, так сильно я её наглоталась, – вытирая слёзы, ответила Июлия.

Насмеявшись, они снова замолчали на какое-то время. А потом Июлия снова заговорила.

– А как на меня напали змеи, помнишь? Ты тогда без тени сомнения бросилась ко мне и схватила двух за шеи голыми руками. Я, наверное, так не смогла бы, я змей до ужаса боюсь!

– Смогла бы, – уверенно сказала старуха, – если бы Сашеньке угрожала опасность, ты бы ещё не то смогла.

– Да, – ответила Июлия, и лицо её просияло, – да! Потому что я люблю его.

Она заглянула в лицо Захарии и широко улыбнулась.

– И ты смогла, потому что любишь меня.

– Да нет же, – неуверенно пробубнила старуха.

– Да! Любишь! – воскликнула Июлия.

Она вскочила с лавки и закружилась по комнате.

– Ты всё время делала так, как делают люди, чьё сердце наполнено любовью, – пропела Июлия.

Она склонилась к Захарии и крепко обняла её, поцеловала в морщинистую щёку.

– Ты меня любишь, бабушка. Всегда любила, а теперь – ещё сильнее любишь. И Егора любишь, и Сашеньку нашего. Может быть, и было время, когда всё внутри тебя было чёрным-пречёрным, но теперь-то вся чернота из тебя ушла. Ты вся светлая стала.

Июлия заглянула в грустные глаза Захарии и нахмурилась.

– Ну же, скажи, что ты меня любишь!