Я вижу, что тебе тяжело сейчас всё это слушать, но ты сама хотела узнать, кто я такая и на что я способна. Теперь ты знаешь. Я никогда не была доброй, любящей бабушкой. Я всегда была Бабой Ягой: злой, себялюбивой старухой без души, которая использовала тебя и лишила родной матери. Такой я и останусь. Теперь, Июля, ты знаешь обо мне всё…
Захария замолчала и хмуро взглянула на Июлию, сидящую перед ней. Девушка во время её рассказа ссутулилась, плечи её поникли, взгляд потух, лицо стало бледным и напряжённым. Захария, тяжело дыша, нервно теребила скрюченными пальцами уголок своего фартука и молчала. Больше ей нечего было сказать.
Наконец Июлия подняла глаза на старуху и по её взгляду, полному слёз, Захария всё поняла без слов. Сейчас Июлия возьмет своего мальчика с печи и уйдёт из леса. И теперь она уж точно не воротится сюда больше. Июлия так и сделала. Она осторожно убрала с колен Уголька, медленно поднялась с лавки, поправила на груди свою сорочку, пригладила ладонями растрёпанные волосы и, аккуратно взяв с печи спящего ребёнка, молча вышла из избушки…
Глава 9
Примирение
Июлия вышла из избушки Бабы Яги в растрёпанных чувствах. Колени её дрожали, слёзы застилали глаза, но она ни разу не обернулась. Захария вышла следом за ней на крыльцо и стояла, держась за стену, согнувшись под тяжестью своего горба. Когда Июлия скрылась между деревьями, Захария вернулась в дом, легла на лавку и устало закрыла глаза. Она лежала, не шевелясь, мечтая умереть здесь и сейчас.
– Помру, и хоронить не придётся – избёнка моя и так уж вся перекосилась, получше всякой могилы будет, – прошептала она, – да и некому меня хоронить.
Чёрный кот, не сводивший внимательных жёлтых глаз со своей старой хозяйки, протяжно мяукнул.
– Как помру, к деревне иди, авось кто приютит тебя. Ты животинка умная, пригодишься кому-нибудь! – сказала Захария и, взглянув на кота, вдруг издала странный звук, похожий не то на кашель, не то на скрип.
А потом из её синих глаз выкатились две слезинки. Она вытерла их морщинистыми ладонями.
– Как же щиплет глаза! Давно я не плакала, совсем уж от слёз-то отвыкла! – всхлипнув, проговорила Захария.
А потом она, дав волю чувствам, скопившимся внутри, разрыдалась, уткнувшись безобразным, сморщенным лицом в подушку, набитую соломой. Кот внимательно смотрел на неё, и, казалось, в уголках его раскосых глаз тоже блестят слёзы.
Вдоволь наплакавшись, Захария стала ждать смерти. Но смерть всё никак не приходила. Наоборот, ей внезапно стало легче дышать, а потом она заметила, что остатки кровоточащих язв на её руках зажили, затянулись тонкой, розовой кожей. Боль, которая постоянно терзала её, исчезла. Старуха хмыкнула удивлённо, но с лавки не встала.
Дни сменяли друг друга. Захария не ела, не пила и почти не вставала с лавки. И вдруг, в одно утро она услышала странный звук: сквозь приоткрытую дверь с улицы доносился громкий стук и плач ребёнка. Уголёк тут же соскочил с лавки и выбежал на улицу, громко мяукая и приветствуя незваных гостей.
Старуха, не веря своим ушам, снова прислушалась и, убедившись, что возле избушки действительно плачет ребёнок, вышла на крыльцо, едва переставляя дрожащие от слабости ноги. Глаза её сначала ослепли от яркого солнца, а потом стали круглыми от удивления: возле избушки с молотком в руках стоял Егор, муж Июлии. Ловкими, умелыми движениями мужчина чинил крыльцо и забивал гвозди в свежие доски.
– Разбудил, поди? Совсем крыльцо-то перекосилось! Сейчас быстренько поменяю сгнившие доски, – сказал он, а потом, широко улыбнувшись, поприветствовал Захарию, как ни в чем не бывало: – Здравствуй, бабушка! Как здоровьице? Рад познакомиться, мне жена про тебя много рассказывала!
– Хорошего или плохого? – скрипучим голосом спросила старуха.
– Хорошего, конечно!
Егор засмеялся, и из-за его широкой спины тут же показалась Июлия с ребёнком на руках. Мальчик плакал, и она, поднявшись по ступеням, сказала:
– Проголодался наш Сашенька. Пойду, покормлю его в избушке, чтоб комары не мешали. Здравствуй, бабушка!
С этими словами Июлия прошла мимо Захарии, которая смотрела на неё, удивлённо выпучив глаза. Какое-то время старуха стояла на месте не шевелясь, наблюдая, как Егор ловко чинит крыльцо. А потом она прошла в избу следом за Июлией.
– Что же вы? Зачем явились? – спросила старуха.
Мальчик в руках Июлии заметно поправился с тех пор, как она унесла его отсюда. Он жадно сосал материнское молоко, громко причмокивая пухлыми губками. Июлия подняла голову, посмотрела на Захарию и улыбнулась.
– А вот зачем! – воскликнула она, – Мы тебя забрать отсюда хотим, бабушка…
Бабушка! Это слово обожгло Захарию. Давно уже Июлия не звала её так, она уже и отвыкла.
– Пойдём с нами в деревню, будешь жить в нашем доме. Мы за тобой ухаживать будем, – радостно проговорила Июлия.
– Жить с вами в деревне? – удивилась старуха.
– Да. Одной-то тебе в лесу тяжело уже.
– А как же Егор? Он-то, поди, запротивится, – растерянно произнесла Захария.