Лесные ведуньи

Это была девочка. Она не была похожа на Ярополка, наоборот, она была очень красивая. Любашино сердце замерло от страха: поначалу девочка лежала у неё на руках, словно мёртвая: тельце её было синим и обмякшим. Но потом она открыла маленький ротик и закричала – звонко, требовательно, как кричат новорождённые.

Любаша затаила дыхание, рассматривая маленькое круглое личико: вздёрнутый носик, кукольные губки, светлые брови и реснички. А потом она не выдержала и широко улыбнулась. Это её ребёнок, её доченька.

Всю беременность она была уверена в том, что никогда не сможет полюбить этого ребёнка, она ненавидела и себя, и его, хотела умереть вместе с ним, проклинала свою жизнь. Теперь же, держа на руках хрупкое, беззащитное, маленькое существо, Любаша поняла, что любит девочку всем сердцем. Нежность наполнила её пустую, почти высохшую от страданий душу, напитала её нежностью и благодатью. Любаша вздохнула глубоко и свободно, впервые за долгое время.

– Моя доченька… – прошептала она, и слёзы капнули на голое тельце ребёнка.

Сняв с себя рубаху, Любаша завернула в неё девочку и приложила её к груди. Ощущения эти были новы и удивительны, и сердце Любаши то и дело замирало в груди от переизбытка новых сильных материнских чувств.

Только когда дочка уснула, Любаша заметила, что всё вокруг в крови. Кровь не останавливалась, текла по ногам, и вместе с ней из Любаши вытекали последние силы, оставшиеся в её измученном теле.

Любаша чувствовала, как руки и ноги немеют, наливаются неподъёмной тяжестью, перед глазами стояла тьма, она догадывалась, что ещё немного, и эта тьма поглотит её, затянет в себя без остатка. Она сопротивлялась как могла, а потом в полнейшем изнеможении опустила голову на землю и залилась слезами.

– Прости меня, доченька! Я… Я не смогу сберечь тебя.

Вскоре слёзы на её щеках высохли, дыхание стало еле слышным, а потом и вовсе замерло. Веки потяжелели и опустились навсегда.

Любаша умерла.

Маленькая новорождённая девочка лежала рядом с мёртвой матерью и громко кричала. Когда её голосок совсем охрип, над ней вдруг склонился седовласый мужчина в тёмной одежде. Он поднёс руку к личику ребёнка, и на его мизинце блеснуло кольцо. Мужчина быстрым движением распеленал младенца, взял на руки и произнёс разочарованно:

– Девочка…

Разочарованно вздохнув, мужчина на несколько мгновений прижал младенца к своей груди. Ребёнок, почувствовав тепло, перестал кричать и лишь жалобно всхлипывал время от времени.

Мужчина посмотрел на Любашу, и на его лице появилась брезгливая гримаса. Он небрежно положил ребёнка рядом с мёртвой матерью и, резко развернувшись, уже собирался уйти прочь, но внезапно тишину леса нарушил страшный рёв. Мужчина вздрогнул и обернулся: прямо на него из чащи, ломая кусты и деревья на своём пути, шёл зверь – огромный, как гора. Это был бурый медведь.

Он поднялся перед мужчиной на задние лапы, и очередной громоподобный рык вырвался из его пасти. Мужчина снова поднял с земли плачущее дитя и протянул его зверю. Во взгляде его не было ни капли страха, а на лице застыло суровое выражение.

– На вот. Отменный ужин тебе будет, косолапый. Или хочешь всю ночь хрустеть моими старыми костями?

Медведь обнюхал младенца, шумно втягивая круглыми ноздрями воздух, посмотрел на мужчину, а потом взял в зубы маленькое, тщедушное тельце и пошёл прочь со своей добычей…

Глава 2 Ярополк

Ярополк смотрел, как над тёмным лесом, что виднелся на горизонте, занималась заря. Сначала над вершинами елей, стоявших плотной стеной, появилась тонкая оранжевая полоска. Полупрозрачная и дрожащая, она с каждой минутой набирала силу и цвет, становилась полнее, ярче. Оранжевый цвет сменялся розовым, а розовый постепенно переходил в алый – природа так умело смешивала краски, словно это было не небо вовсе, а гигантская палитра.

Ярополк не любил зарю. Было в этих коротких минутах солнечного восхода какое-то завораживающее колдовство, гораздо более сильное, чем то, которым владел его отец. Колдовство, обнажающее правду.

Ярополк мог представлять себя обычным человеком, пока миром правила ночная тьма. Тьма скрывала его уродство: кривое, непропорциональное тело, несоразмерно короткую и из-за того сильно хромающую правую ногу, перекошенное застывшей судорогой лицо. Когда же солнце показывалось из-за леса, разгоняя остатки ночного мрака, Ярополк чувствовал нечто вроде разочарования. Он вновь становился самим собой – жалким и уродливым калекой.

Ярополк отвернулся от окна и вернулся к своим мрачным мыслям.

– У неё родилась дочь! – кричал накануне на Ярополка отец, вернувшись из леса.

Ярополк весь сжался тогда, чувствуя, что отец, несмотря на усталость, может поколотить его.

– Мне нужен был внук! Внук! Я просил тебя о сыне, но ты даже эту просьбу не можешь выполнить! Слабак! – в голосе колдуна прозвучала ненависть, так хорошо знакомая Ярополку, а на его лице отразилась вековая усталость.