Я видела, как на шее Демьяна от ярости вздулись вены, его лицо исказила страшная гримаса. В небе над нами кружили вороны и громко каркали, предупреждая своего собрата о смертельной опасности. Я не выпускала руки Демьяна, мне казалось, что, если я отпущу его руку, случится что-то страшное.
– Возможно, ты и родная мне по крови, но матерью ты мне никогда не была! – сквозь зубы произнёс Демьян. – Ты не умеешь любить, Улита!
Ведьма сначала горько усмехнулась в ответ на его слова, а потом запрокинула голову и рассмеялась резким, неприятным смехом.
– Ты ничего не смыслишь в любви! – гаркнула в ответ старуха, и всё вокруг задрожало от сильного ветра, поднявшегося от её голоса. – Я всю жизнь посвятила любви к своему сыну. Я всё делала ради любви к нему. И даже сейчас, когда против меня встал ты, второй мой сын, я не отступлю.
Озеро заволновалось – воды его вздымались высокими волнами от ветра и с силой обрушивались на берег, обдавая нас с Демьяном холодными брызгами.
– Лучше покорись, отдай мне девку. Иначе погублю обоих, – закричала Улита, и звук её голоса оглушил меня.
Вокруг поднималась настоящая буря: ветер бушевал, хлестал нас, словно тысяча плетей. Я прижалась к Демьяну, который защищал меня от стихии, словно стена. Он сжал зубы, напрягся, и в его лице я вдруг увидела маленького мальчика – худого, бледного и несчастного от того, что его не любит самый родной человек – его мать. Это видение было мимолётным, секундным, в следующий миг Демьян сильнее нахмурил брови и покачал головой.
– Ты не получишь Анфису, – закричал он.
– Паршивец! Лучше бы это ты тогда погиб, а не Устин… – прошипела в ответ Улита.
Её злые слова обрушились на плечи сына огромной тяжестью, которую усилили крупные капли начавшегося дождя. Улита стала шептать на свои ладони заклинания, я видела, что от рук её летят искры, и, несмотря на потоки воды, льющиеся с неба, в скрюченных пальцах ведьмы вскоре появился огромный огненный шар. Я поняла, что медлить больше нельзя, вскочила на один из камней и подняла над головой Первую слезу. Окрестности озарил сияющий блеск, исходящий от камня.
Увидев камень, Улита замерла на месте; горящий шар уменьшился в размерах и вскоре потух. Она не могла оторвать взгляда от Первой слезы, и я видела, как с её лица медленно сползает краска. Ветер и дождь стихли разом, воздух наполнился тишиной. Казалось, берег накрыли стеклянным куполом, потому что вокруг исчезли все звуки.
– Хватит отравлять всё вокруг своей ненавистью и своим горем, Улита!
Голос мой прозвучал на удивление громко и властно, видимо, озёрная вода наполнила моё тело той силой, которую высосала прежде Улита. Вода и вправду оказалась справедлива. Я чувствовала, как вместе с телом крепнет и мой дух.
Я стояла на камне в белом платье до пят, мои длинные волосы лежали на плечах спутанными прядями, глаза горели праведным огнём, а над головой кружили вороны. В этот момент я чувствовала себя настоящей ведьмой – сильной и могущественной, это ощущение наполняло меня изнутри и вырывалось наружу. Улита неподвижно стояла передо мной, огненный шар в её руках потух и от обожжённых пальцев поднимался вверх чёрный дым.
– Хватит! – снова властно сказала я. – Один твой сын не может упокоиться и страдает на дне Мёртвого озера, а жизнь другого сына ты превратила в вечное заключение… Ты погубила десятки жизней. Ради чего? Ради себя, Улита. Устину эти жертвы были вовсе не нужны. Ты всё делала ради себя.
Старуха рухнула на колени и взмолилась, глядя на меня глазами, полными слёз:
– Отдай мне камень, девка, не глупи. Я сделаю всё, что ты захочешь. Хочешь, я отпущу вас с Демьяном? Вы сможете уйти отсюда вместе, вы ведь об этом мечтали?
– Не слушай ее, Анфиса, – сказал мне Демьян.
Я взглянула на Улиту и покачала головой.
– Устин сам отдал мне Первую слезу. Он вырвал её из своей груди голыми руками, – сказала я с горечью в голосе, – он сам захотел остановить тебя, Улита.
– Ты… Ты видела моего сына? – голос ведьмы дрогнул.
Я кивнула.
– Он устал, Улита. Ты и его заточила в тюрьму, только его заточение ещё более ужасное, чем заточение Демьяна, – тихо сказала я.
Ведьма рухнула на колени, опустила голову и замерла так на время, прижав обугленные пальцы к губам. Казалось, она только сейчас поняла, что натворила со своими собственными детьми.
– Кидай камень, Анфиса, не медли, – вдруг сказал Демьян, но я ждала, мне хотелось, чтобы Улита как можно острее прочувствовала свою вину, мне хотелось, чтобы её сердце раскололось от боли и разочарования.
Но когда ведьма подняла на меня своё лицо, то в её взгляде вместо боли читалась лишь ненависть.
– Не доросла ты ещё, паршивка, чтобы тягаться с ведьмой Улитой! – злобно пробубнила она. – Думаешь, я поверю твоему вранью? Как бы не так!