Летающее счастье

Собралась толпа, все дивились мудрости шейха, а мудрый шейх сидел, притаившись, как мышка, мечтая только отом, чтобы ему не задавали больше никаких вопросов.

Вечером он принёс жене деньги и рассказал про своё гадание. Жена очень обрадовалась.

— Гадай, гадай! — закричала она. — Ты видишь, для гадания не нужно ничего, кроме нахальства. Гадай, и мы будем богаты!

Но Абу-Гассан не разделял её радости. Он знал, что добром этот обман кончиться не может.

Между тем слух о новом гадальщике дошёл до дворца самого шаха. И нужно было случиться, что именно в это самое время у дочери шаха пропало любимое кольцо с драгоценным камнем — розовым топазом.

Шах велел привести к себе Абу-Гассана. Бедняга сопротивлялся, но его потащили силой.

— О, великий шах! — воскликнул Абу-Гассан, падая на колени перед троном. — О солнце Ирана! Я не умею гадать! Я неграмотен! Проклятая жена заставила меня! Отпусти меня, шах!

— Ладно, ладно, — ответил шах, усмехаясь, — мне уже доложили о твоей удивительной скромности. Но для дочери моей ты обязан погадать. И не вздумай отказываться, не то я отрублю тебе голову.

Абу-Гассана заперли в пустой комнате, бросили ему туда книгу, коврик и очки.

Сел он и заплакал.

Потом постарался успокоиться, надел очки и даже попробовал было заглянуть в книгу. Нет, ничего не понимает!

Тогда он рассердился, схватил книгу и шваркнул ею об стенку. А в стене что-то блеснуло!

Подошёл он поближе, смотрит — а это перстень.

Оказывается, комната, куда его посадили, была рядом с купальней, где купалась принцесса. Перед тем как войти в воду, она сняла перстень и отдала его служанке. Служанка же, боясь его потерять, отрезала прядь волос, завернула в них перстень, сунула в щель стены — да и забыла. А когда Абу-Гассан кинул в стену книгу, от удара щель разошлась, кольцо блеснуло, он его и увидал.

Шах был очень доволен тем, как скоро и ловко нашёл кольцо Абу-Гассан, и назначил его своим придворным гадальщиком.

Страшно напуганный этим, пришёл Абу-Гассан домой. Но жена его, напротив, безмерно обрадовалась, так как сбывалась её мечта стать женой придворного гадальщика.

Они переехали жить во дворец шаха, у них появились слуги, кони, красивые платья; теперь они ели на серебре, а пили из хрустальных бокалов.

Но Абу-Гассан по-прежнему не находил себе покоя.

Ах, откроется, рано или поздно откроется, что я неграмотен и ничего не понимаю в гаданиях! — говорил он, ломая руки. — Ах, настанет день, когда я нагадаю что-нибудь не так, и шах отрубит мне голову. Нельзя, нельзя всё время обманывать людей!

Пошёл он к шаху и стал просить, чтобы тот его отпустил. Но шах подумал, будто он говорит всё это для того, чтобы получить от него новые милости, и вновь осыпал его дарами.

От этих даров ещё мрачнее стал Абу-Гассан.

Вот однажды мылся он в бане, и пришла ему в голову мысль: а не прикинуться ли ему сумасшедшим? Ведь не станут же держать при дворе человека, который не в своём уме!

«Дай-ка, — подумал он, — я сейчас как есть, мокрый и в мыле, выбегу из бани, побегу по улицам, ворвусь в тронный зал, схвачу шаха за уши и сброшу его с трона. Все сразу поймут, что я сошёл с ума, и прогонят с глаз долой».

Так он и сделал.

Люди с изумлением глядели на то, как придворный гадальщик, голый, мокрый и весь в мыле, бежит по улицам.

Между тем в это самое время шах в тронном зале принимал иностранных послов. Это была очень торжественная церемония, на которой присутствовали все его придворные.

Абу-Гассан влетел в зал, пробежал по нему, оставляя на полу мыльные следы, взбежал по ступенькам, схватил шаха за уши и сбросил его с трона.

И что же вы думаете? В это самое мгновение потолок над троном с грохотом треснул и тяжко рухнул вниз, засыпав трон огромными каменными обломками.

Если бы Абу-Гассан не сбросил шаха с трона, тот неминуемо погиб бы под обвалившимся потолком!

— О, великий гадальщик! — в восторге закричали люди, едва они опомнились. — Он знал заранее, что потолок рухнет и убьёт нашего государя! Это открылось ему неожиданно, в бане, у него не было времени, чтобы вытереться и одеться. О великий! Он спас шаха от гибели!

Шах, поражённый искусством гадальщика, приказал принести самые мягкие полотенца, чтобы его вытереть, самые драгоценные одежды, чтобы его одеть, самые тонкие вина, чтобы его напоить и согреть.

С тех пор…

С тех пор, во-первых, Абу-Гассан стал лучшим другом шаха и шах души в нём не чаял.

Во-вторых, с тех пор Абу-Гассан стал гадать направо и налево, ничуть не стыдясь и не стесняясь.

И вот что удивительно: что он ни брякнет, всё сбывается!

Он и сам, наконец, поверил в то, что он великий гадальщик и что тайны будущего открыты перед ним.

И тогда Абу-Гассан обнаглел.

Он стал читать нравоучения и давать советы; он совал нос в чужие дела, страшно всем надоедая. Но нахальство его терпели потому, что его любил шах.

Только один человек решился выступить против Абу-Гассана — это был великий визирь (то есть первый министр) шаха, которому Абу-Гассан сильно мешал, так как то и дело совал нос в государственные дела, ничего в них не понимая.