Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Анохин ценил многое из того, что делал Гринев в качестве весьма энергичного руководителя. Однако, как виделось самому Анохину, он доставлял Юрию Николаевичу массу забот: то выпрыгнет с парашютом, то вынужденно сядет, то загорится или попадет в какую другую переделку. Анохина постоянно требовали какие-то фирмы, что тоже раздражало Гринева, поскольку у него были и другие летчики, которые горели желанием выполнять сложную и интересную работу. Несмотря на то, что Анохины бывали у Гриневых дома, а жена Гринева отдыхала в Коктебеле у Анохиных, Сергей Николаевич, тем не менее, не чувствовал себя хорошо рядом с Гриневым. «Если Д. С. Зосим, к примеру, очень любил Сережу, - вспоминала Маргарита Карловна, - то Гринев был очень к нему строг. Однажды Сергей опоздал на работу. Гринев сделал ему выговор: "Как же это так, Сергей Николаевич, почему вы опоздали?" Сергей то ли растерялся, то ли наоборот нашелся (скорее - второе) и ответил с издевкой: "Извините, у меня сапоги жмут..." Гринев почувствовал вскипающее возмущение обычно спокойного, незлобливого Анохина и тут же отошел от него».

И Казьмин, человек рассудительный, но довольно вспыльчивый, вспоминал о Гриневе без особого почтения: «Очень работоспособный, но зловредный, злопамятный человек. Он любил власть. Он мог пообещать мне "сгноить меня", "загнать на Дальний Восток" за какие-то мои поступки, которые ему не нравились. Я не считал его судом высшей инстанции, спуску, естественно, не давал и посылал его подальше...».

К несчастью, Ю. Н. Гринев погиб в автомобильной катастрофе. Его сменил в качестве руководителя летной части ЛИИ В. П. Васин.

У Сергея Николаевича, как уже говорилось, всегда было особое отношение к Михаилу Михайловичу Громову. Анохин сознавал, конечно, что Громов был человеком другого времени и другого мира. У него было иное происхождение и иное воспитание, нежели у Анохина. И все же, при всех различиях - внутреннем и внешнем - во многом они были похожи. Их объединяла испытательная работа. Сергей Николаевич всегда восхищался системностью, которой были подчинены работы Громова, его целенаправленностью, организованностью, личной дисциплиной и требовательностью. Громов обожал Анохина, как виделось Маргарите Карловне, за нравственную чистоплотность и скромность, порядочность и вклад в авиацию. Громов, как никто другой, мог по достоинству оценить Анохина-испытателя. Этому не мешало, а помогало то, что он испытывал совсем другие самолеты. В частых и долгих беседах (в основном на кухне у Маргариты Карловны) старые летчики обменивались мнениями о разных машинах, летчиках, проблемах авиации вообще и летных испытаний в особенности. О несомненной духовной близости мужа и Анохина, обогащавшей обоих, не раз говорила и Нина Георгиевна Громова.

Я однажды спросил Николая Сергеевича Строева: "В последние годы жизни Анохин был особенно близок с Громовым. Кажется, внешне - это очень разные люди. Что их могло объединять, кроме того, что они жили в одном (и с Вами, кстати) доме?.." Строев ответил: "Вот о том, что Анохин был близок к Громову, этого я даже не знаю...".

Об их духовной близости рассказывали их вдовы - Маргарита Карловна Раценская и Нина Георгиевна Громова.

- Да, они жили на одном этаже и в одном крыле - в разных подъездах... - продолжал Строев. - Но сказать, что они были друзьями, я не могу. Потому что они были несколько разными людьми. Громов больше был резонер, любил философствовать на различные темы, любил искусство, общался с артистами. А Анохин был скромнее. Он был очень скромным человеком, не был так эрудирован, как Громов...

- Про Михаила Михайловича даже на фронте говорили: барин, про Анохина этого нельзя было сказать никогда...

- Ну, в какой-то степени это именно так. Были у Громова такие замашки. Он очень тщательно следил за собой, за тем, как готовится самолет. Он сам внимательно готовился к полетам. Каждый полет он продумывал. Анохин, конечно, тоже продумывал, но он не был таким педантичным, как Громов...

- Николай Сергеевич, среди летчиков ЛИИ было немало выдающихся, к несчастью, плохо кончивших из-за пристрастия к выпивке... Скажите, пожалуйста, это что - последствия войны и напряженной работы или склад характера и организма отдельного человека?

- Я думаю: Юганов, к примеру, пришел с фронта, так что это пристрастие - фронтовое... А Сергей Николаевич имел в этом отношении характер довольно слабый, и он легко поддавался тем, кто его привлекал к выпивке. Им импонировало, что выдающийся летчик оказывался в их компании. Он не был пьяницей, более того, он был порядочнейшим человеком. Но из строя, бывало, выходил...

- Николай Сергеевич, а как такое могло случиться, что его списали в ЛИИ по здоровью, а он потом прошел у Королева строжайшую медицинскую комиссию?

- Этого я не знаю. Это было без моего участия. По-моему, это было, когда я уже ушел из ЛИИ. А ушел я в 1966 г. ...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное