Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Однажды, в 1994 г. космонавты вдруг обнаружили, что на стенах дома на площади Восстания, где жил Анохин, было несколько мемориальных досок, но не было посвященной их учителю. А. С. Иванченков обратился в Министерство Культуры и быстро понял, что пробить там это дело и найти необходимые, немалые деньги, менее, чем за год, невозможно. Между тем, хотелось открыть доску к 85-летию Сергея Николаевича, которое предстояло через несколько недель. Нашли у Маргариты Карловны барельеф с изображением Анохина. И, используя его, Иванченков сам, своей рукой вырисовал будущую мемориальную доску и написал текст. Пошел к заводским литейщикам, прекрасно знавшим Анохина, и рассказал о своей идее. Несмотря на занятность и несмотря на непривычную специфику работы, литейщики горячо взялись за дело: "Сергею Николаевичу - всегда сделаем!" Сами подготовили форму и выполнили пять отливок, добившись, в конечном итоге, нужного качества. Рабочие не попросили за выполненную работу ни одной копейки денег, а главной наградой всем стало то, что доска понравилась Маргарите Карловне. "От зарождения идеи до установки доски на стене дома, - говорил удовлетворенно космонавт, -

прошел ровно месяц...".

У выдающегося русского мыслителя ХХ века Дмитрия Михайловича Панина есть фундаментальная работа об опыте христианской философии, или сущности человеческой жизни. Эта работа называется "Теория густот". Думается, это неожиданное и емкое слово "густота" очень подходит к оценке сделанного и пережитого Анохиным в планеризме, авиации и космосе. Воистину его жизнь могла быть определена как "практика густот". Точно так же, если Громова называют философом, теоретиком героизма, Анохина можно назвать практиком подвига...

Профессионалы-драматурги, писатели и режиссеры сетуют сегодня на то, что нет конца неудачным попыткам родить настоящего положительного героя, который не был бы при том безнадежно скучным. Да простит меня строгий читатель. Я сознаю, конечно, вслед за классиками, что "восторг - дитя невежества", и что "переполненное сердце не может взвешивать слова". Но я, не скрывая своего восхищения делами Анохина и его друзей, старался не сделать из них стерильных идолов.

Талантливый актер, сценарист и писатель Валерий Приемыхов говорил как-то, "Для меня Шварценеггер никогда не будет настоящим мужчиной, потому что я не видел его... слабым...". Мы видели Анохина всяким. И это настоящий народный герой. Не Илья Муромец и не Иванушка-дурачок, не Тилль и не Шварценеггер, но Сергей Анохин... Он - герой по всем меркам и, может быть, прежде всего по меркам Стефана Цвейга, писавшего: "Лишь сумма преодоленных препятствий является действительно правильным мерилом подвига и человека, совершившего этот подвиг".

К концу века и тысячелетия в США, где мне довелось побывать в это время неоднократно, было опубликовано множество книг, в которых названы самые выдающиеся явления и личности уходящего века в разных областях деятельности человека. Тенденциозность американцев, "двойной стандарт" проявились в полной мере в публикациях, связанных с авиацией. Слов нет, и мы порой, говоря о себе, грешим преувеличением своих заслуг перед миром, слишком часто и порой недостаточно обоснованно употребляя выражения: впервые в мире, самый-самый в мире... "Неподобающая честь горше обиды", - говорил полторы тысячи лет тому назад индийский драматург Вишакхадатта, и это так всегда. Но посмотрите, какая роль отведена России в весьма длинном и подробном перечне изобретений и открытий человечества в "Книге фактов об авиации". В ней есть такая, единственная запись, касающаяся нашего вклада в мировую авиацию: "Высокооктановый

бензин - 1930 г., Ипатьев (Россия)". И все! Есть, правда, еще одна краткая информация, связанная с русским именем, но американского гражданина: "Вертолет, летающий - 1937, Фокке (Германия), 1939, Сикорский (США)".

Я хорошо знаю работу Международного совета по авиационным наукам (ICAS). Будучи вместе с рядом других российских специалистов членом его Программного комитета, участвуя в его конгрессах, мы не раз убеждались в том, что самые высокие профессионалы отдают должное немалым научным и инженерным достижениям россиян. Но желающих очернить нас, или замолчать вовсе наши достижения, сейчас - не меньше, чем в прошлом. И чтобы рано или поздно, достойно войти в семью благополучных стран и народов, надо (как минимум) не мириться с враньем о нас.

На наших глазах хиреют некогда знаменитые КБ, НИИ, заводы, затихают испытательные базы и полигоны. Конечно, нельзя не задуматься, нужна ли была столь огромная и дорогостоящая махина авиационной индустрии стране, отказывавшей себе, своему человеку и в самом насущном. Надо ли было противостоять остальному миру и всегда иметь смертельного врага - даже во имя светлых идеалов? Надо ли было так печься о пролетарском интернационализме стране без собственного пролетариата, стране без достаточного жилья и хлеба у простого человека. Но это случилось, и (нет худа без добра) мы получили первоклассную авиационную науку, КБ, заводы,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное