Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Последний полет Анохина состоялся всего за несколько месяцев до ухода из жизни. В последний раз Сергей Николаевич пилотировал любимый аппарат - планер, поднимаясь с любимой Горы, в Коктебеле. Это было осенью восемьдесят пятого. Тогда Анохины приехали посмотреть полеты на научно-исследовательскую планерную базу ЦАГИ, которая располагалась как раз на месте легендарной планерной школы - ВЛПШ, где начинался их путь в большую авиацию. Здания и ангар школы были восстановлены во многом благодаря усилиям руководства ЦАГИ и начальника базы, ученого-аэродинамика и историка авиации Александра Петровича Красильщикова. Он был рад видеть у себя на полетах легендарных гостей, героев уникального музея планеризма, созданного на базе. Сам летчик, инструктор, мастер спорта, Красильщиков понимал состояние старого пилота, провожавшего планеры в небе "глазами тоскующей собаки".

Красильщиков ничего не знал о болезни Сергея Николаевича и решил сделать ему подарок - "вывезти" на двухместном "Бланике". «Я подумал, - рассказывал он, годы спустя, - что Анохину было бы интересно слетать. Но, соблюдая субординацию, решил обратиться вначале к Маргарите Карловне. Она сказала: "По-моему, Сергею это доставит большое удовольствие". После этого я пригласил Сергея Николаевича в полет. Он сел в переднюю кабину, а я - в заднюю, и мы полетели. Когда набрали высоту, я предложил ему попилотировать. Он стал делать сначала осторожные виражи, а потом перешел к глубоким виражам.

Что особенно меня удивило, шарик скольжения стоял у него будто вкопанный и точно по центру. Пилотировал он великолепно, несмотря на возраст и перерыв в полетах. Тут высший класс пилота был очевиден. Как у инструктора у меня такой стиль, я в полете много не разговариваю. Тогда весь полет, минут сорок, Анохин выполнял молча. И я молчал. Я понимал его, а он, наверное, понимал меня. Единственно, точно выполнив заход по коробочке и выйдя в район четвертого разворота, на высоте около 50 м, он твердо сказал: "Берите управление, сажайте!" Я качнул ручку управления влево-вправо, чтоб он почувствовал, взял управление и посадил планер.

Он вылез из "Бланика", поблагодарил, и по его лицу было видно, что он получил огромное удовольствие...».

Жить Сергею Николаевичу оставалось меньше полугода...

Умирал он в Москве, в больнице. Рядом с ним была дочь Наталья: Маргарита Карловна в это время была на пути к нему из дома. Он в тот период уже перестал есть, и вдруг ему захотелось киселя. Она слетала домой, сварила кисель. Сердце гнало ее к мужу, а кисель никак не застывал. Потом во внутреннем тумане, в недобром предчувствии и душевном смятении, она дважды поехала не в том направлении в метро. И приехала в клинику, когда мужа уже не стало. За несколько часов до этого у Сергея Николаевича были космонавты, и последним посетителем был летчик-испытатель Иван Иванович Шунейко. Ничто не предвещало близкого конца Сергея Николаевича. Они шутили, вспоминали былое...

Врачи и Наташа рассказывали Маргарите Карловне, что, возможно, от перенапряжения у Сергея Николаевича лопнула брюшная артерия. Кровь пошла горлом. Врачи всемерно пытались вернуть его к жизни и были поражены силой этого человека. Он выполнял их указания, их команды даже тогда, когда его единственный глаз уже потух, и его жизнь, казалось, совсем погасла...

Сергей Николаевич Анохин умер 15 апреля 1986 г. Похоронили его на Новодевичьем кладбище - недалеко от М. М. Громова и Амет-хана Султана...

До сих пор об Анохине написано до обидного мало. Хорошие книги об испытателях его поры написали И. И. Шелест и М. Л. Галлай. Но это книги о себе и товарищах вокруг себя. Интересные, талантливые книги летчиков. И субъективные. Когда я сказал Раценской, что, как мне показалось, они не воздали должного Анохину, она ответила: "Они не воздали должного всем... Это Галлай и это Шелест. Своеобразные люди...".

Многие материалы в семье Анохиных собрал журналист и писатель Ярослав Голованов. Он же, общаясь с космонавтами, не раз записывал, по их словам, рассказы Сергея Николаевича, готовя книгу о нем, как знала и Маргарита Карловна. Но книга так и не появилась, как не появилось сколько-нибудь серьезной публикации об Анохине талантливого журналиста. Он сам, кстати, сказал мне, что никаких материалов об Анохине у него нет, и о том, немногом, что знал о нем, он уже написал...

Много, очень много материалов, в основном бесценных фотографий, забрал у матери Сергея Николаевича журналист Ревзин. Он же заполучил для публикации многие другие материалы у сестры Анохина. Ревзин умер. Маргарита Карловна просила сына Ревзина вернуть документы. За любые деньги! Тот отказался: "Это память... об отце..."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное