Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Явление флаттера обычно возникает при достаточно больших скоростях полета, поэтому впервые его очень опасная сущность проявилась на самолетах, имевших относительно большие скорости полета, чем планеры. Однако с ростом скорости полета планеров и снижением жесткости их конструкции, обусловленным повышением весовой отдачи, культуры проектирования, увеличением размеров, в частности размаха и удлинения крыла, столкнулись уже и с опасностью флаттера для планеров. В 1932 г. на восьмом всесоюзном слете планеристов В. А. Степанченок впервые у нас в стране выполнил испытания на флаттер (как тогда говорили, на вибрации) учебного планера типа ПС-1. Опасность этих испытаний состояла в том, что проводились они в парящем полете на относительно небольшой высоте - прочность планера была недостаточной для сколько-нибудь энергичной и продолжительной буксировки. Тем не менее, один из лучших, если не лучший планерист страны того времени, военлет Степанченок - летчик-испытатель НИИ ВВС, сумел закончить испытания успешно, когда на скорости 117 км/ч начались колебания хвостового оперения планера.

После того прошло два года, и на десятом слете планеристов решено было продолжить исследования флаттера в полете, на этот раз на построенном за год до этого и имевшем большой парящий налет планере "РФ-1". Испытания были поручены С. Н. Анохину. Опасность флаттера на этом планере была предсказана теоретически: расчетами была определена так называемая критическая скорость флаттера, при которой следовало ожидать возникновения колебаний, способных разрушить планер как взрыв. Точность этого прогноза - разговор особый. Ясным осенним днем самолет П-5, пилотируемый летчиком Даниловцевым, забуксировал планер с Анохиным на высоту 2500 м, в зону, расположенную между деревней Кочка-Чекрак и северным склоном горы Клементьева в Коктебеле. О том, что произошло в дальнейшем, исчерпывающе ясно написал сам Сергей Николаевич в статье "Как я сломал планер в воздухе", в журнале "Самолет" за 1935 г.:

«... Взгляд быстро окидывает узкий склон и останавливается на крохотной кучке людей - это техком и командование слета напряженно наблюдают за моим полетом. Планер тихо свистит, этот свист рассекаемого воздуха говорит о скорости полета. Взглянул на приборы, стрелка показателя скорости уперлась в цифру 55, а альтиметр показывает, что высота постепенно падает. Под фюзеляжем скрылась деревня Кочка-Чекрак, впереди домики школы, внизу северная долина. Сейчас планер находится над зоной, значит, пора приступать к опыту.

Беглый взгляд на приборы, затем вниз на землю. Плавно отжимаю ручку, и планер, опустив нос, стремительно пошел вниз. Сразу же свист усилился, и земля быстро понеслась навстречу. Глаза смотрят на указатель скорости и, не задерживаясь, кидают беглый взгляд на землю, скользят по крыльям и снова останавливаются на стрелке скорости, она подошла к цифре 130. В голове проносится: "на 130 машина спокойна, это та же скорость, что была на буксире за самолетом". Стрелка быстро ползет дальше по шкале, вот уже 150 км/ч. Даю ручку из стороны в сторону, чтобы создать толчок элеронами для начала вибрации, а сам смотрю на левую плоскость. Никаких дрожаний, а элероны до того тугие, что еле сдвигаешь ручку в сторону, значит, скорость уже велика. Шум растет с каждым мгновеньем. Опять смотрю на крыло, кончик левой плоскости чуть скрутился вниз. Планер уже не свистит, а гудит -чувствуется его сильное напряжение. Стрелка перешла цифру 200 и подходит к цифре 210. Вибрации еще нет. Мое тело изредка отстает от сиденья и вновь опускается на него, что я еще раньше замечал во время пикирований на других планерах. Гул планера настолько возрос, что казалось, он должен оборваться внезапно, как звук лопнувшей струны инструмента. Скорость 220 км/ч. Я насторожен, хочется уловить, почувствовать появление вибрации, но никаких признаков ее. Стрелка подошла к цифре 225, в этот момент срывает крышку кабины, и она вместе с приборами летит вверх.

Сорвало! Сильная струя ветра ворвалась в кабину. Проносится мысль о выводе планера из пике, ручка слегка дана на себя, раздается сильный треск, заглушивший вой планера, за ним рывок, и я комком падаю вниз один, без машины. Быстро ищу пряжку поясного ремня, но ее нет на своем месте - поясной ремень, зацепившись за кабур пистолета, развевается по ветру. Он мне не мешает, так пусть болтается.

Сейчас же беру кольцо парашюта и мысленно отсчитываю время, чтобы уйти подальше от падающего планера. Теперь пора. Дергаю кольцо, а сам весь в ожидании. За спиной чувствую приятное шуршание, затем знакомый рывок, и я повис на лямках парашюта.

Высоко, справа от купола, падают обломки планера: два крыла в отдельности описывают причудливые спирали, много ниже их штопорит кабина, а вокруг серебряная пыль из мелких щепок. Кабина, обогнав меня, ударилась о пашню северной долины. Я приземлился несколько позже, почти одновременно со мной упали изуродованные крылья РФ-1.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное