— Опять нет душистого мыла, — сердито причитает отец, — вся семья, восемь человек детей на моей шее! Некого послать в лавку за душистым мылом. Спасу нет! От простого мыла у меня одышка. — Он кашляет.
Горячий пар поднимается к потолку. Отец поочередно моет голову, грудь, черные, пропитанные селедочным рассолом руки. Дети толпятся вокруг, по команде мамы подают то кастрюлю холодной воды, то полотенце для ног или рук, то чистые рубаху и кальсоны.
Омовение закончено. Отец во главе стола в белой свежей рубахе. Разламывает чистыми руками халу. Мама приносит еду: бульон, телячий студень, компот. Отец утомленно читает застольную молитву. Ест безразлично и устало, шевеля усами.
— Посмотри, какая мне досталась косточка с хрящиком, — хвастливо шепчет Давид. — А завтра, в субботу, будет мясо с морковью.
Но Марк не слушает Давида.
— Папа, ты обещал рассказать про секрет синей краски.
— Марк, не приставай к отцу, — говорит мама, — видишь, он сегодня очень устал.
— Нет, я обещал, — сонно говорит отец, — внимайте, дети… Один король отрекся от престола, надо короновать нового. Но в чем короновать? Всю королевскую одежду поела моль. Срочно сшить новую одежду и выкрасить ее в королевский синий цвет? Но секрет синей краски утерян, говорят королю вельможи. Кто знает секрет синей краски? — Голова отца опускается на грудь. Минуту—другую он сидя похрапывает, потом, словно из сна, продолжает: — Кто знает? Евреи знают, евреи красили королевскую одежду. Собрать всех евреев. Если за неделю не покрасите королевскую одежду в синий цвет, всех перебьем. — Голова отца снова падает на грудь, он храпит уже громче.
— В городе Луз, в Палестине, хранится секрет синей краски, — продолжает рассказывать Марк. — Но как за неделю добраться до Палестины?
— Собрались евреи, — сонно произносит отец, — подумали и вспомнили, что есть туннель, ведущий в Палестину, а тайный вход в этот туннель в Карпатских горах.
— Кто пойдет в тот туннель? — спрашивает Марк.
— Тот, чья тень длиннее под вечерним солнцем, — говорит отец. — На большой поляне выстроились евреи и, дождавшись вечернего солнца, начали мерить длину тени. Самая длинная тень оказалась у ребб Адама и еще двух евреев. Шли они, шли и пришли в Палестину, в волшебный город Луз. А город Луз населен был одними лишь бессмертными стариками с длинными бородами, которые скучали и тосковали, потому что в городе не было смерти. Кто же не хотел терпеть бессмертия, уходил из города тайным ходом через дупло большого дуба и радостно умирал сразу же за стенами. — Отец опускает голову и начинает храпеть совсем уж сильно.
— Папа, ты еще не рассказал про секрет синей краски, — говорит Марк.
— Видишь, сынок, отец спит, — говорит мама.
— Он всегда засыпает в этом месте, — говорит Марк.
— Сынок, поговори со мной, — просит мама.
Одна мамина рука на столе, друга на животе.
— О чем говорить, мама?
— Спроси меня что-нибудь. — И рукой, лежащей на столе, поправляет свою высокую прическу.
— Я не знаю о чем, мама.
— Спроси ты, Давид.
Но Давид склонил уже голову, тоже засыпает.
— Все спят. Что у меня за дети, и поговорить не с кем. Если не хотите говорить, подпевайте мне. Споем песню про раввина.
Мама начинает тихо петь, но подпевает только Марк, все остальные спят. Вдруг мама прерывает песню и начинает плакать.
— Почему ты плачешь, мама? — спрашивает Марк.
— Мне жаль тебя. Что с тобой будет в жизни? Я хотела бы, чтоб ты стал грузчиком. Но, дитя мое, разве можно быть грузчиком с такими слабыми плечами? Откуда это в нашем роду?
Ночь. Весь дом спит. На улице дождь и ветер. Стучит форточка. От шума дождя и стука форточки Марк просыпается. Кто—то идет по темной улице, слышны чьи—то шаги. Кто может гулять в такой дождь? Внезапно некто подходит к окну.
— Бабушка Хана, — испуганно шепчет Марк и толкает спящего Давида. — Смотри, смотри, Давид, покойная бабушка Хана пришла к нам.
Давид поворачивается на другой бок и продолжает посапывать во сне. Бабушка Хана заглядывает в форточку.
— Дочь моя, — зовет она маму, — дочь моя, зачем ты оставляешь распахнутыми окна в такой дождь?
Бабушка Хана с грохотом захлопывает форточку. Марк в испуге встает. Слегка покачивается висячая лампа, в углу мрачно темнеет диван, таинственно блестит зеркало. На цыпочках Марк подбирается к двери родительской спальни. В глубине спальни страшно храпит отец с открытым ртом и задранной кверху бородой. Мама спит рядом, толстенькая, маленькая. Грохочет гром. Весь мокрый старик в белой одежде с нищенской сумой стучится в дом. Мама берет кусок хлеба и, приоткрыв дверь, протягивает старику. Ничего не говоря, он бьет ее по руке. Хлеб падает на землю, и старик тотчас исчезает.
— Мамочка, — тихо шепчет Марк, — я боюсь.
— Чего тебе? — сонным голосом спрашивает отец.
— Я боюсь… Приходила бабушка Хана, искала маму.
— Иди спать, — говорит отец.
— Захария, надо посмотреть на детей, — говорит мама, — я видела плохой сон. Приходил нищий старик, бросил хлеб, который я ему подала, на землю. Вдруг это к болезни? Тебе ничего не болит, сынок?
— Спите, спите, — повторяет отец и вновь начинает храпеть.