Летит себе аэроплан

— Бог услышал наши молитвы и посылает нам удачу, — говорит мама, утирая слезы. — Может, после гимназии Марка примут в университет на государственные средства. Он станет доктором или адвокатом, и тебе, Захария, не придется таскать тяжелые селедочные бочки. Такое счастье! Мы всей семьей пойдем смотреть, как наш Марк будет встречать царя.

Вереница заспанных гимназистов тянется по заснеженной дороге. Темно, еще не рассветало. Всюду городовые, дворники, казаки.

— Господин директор, — спрашивает учитель Николай Ефремович, — отчего отменили встречу на вокзале?

— Опасаются террористов, — понизив голос, говорит директор, — поэтому поезд остановится в поле. У вас все в порядке, Николай Ефремович?

— Все готово, господин директор. Назначена делегация для торжественного подношения государю цветов.

В поле играло множество оркестров. Вокруг все было оцеплено войсками. Народ толпился за оцеплением.

— Захария, тебе там ничего не видно? — говорила мама, становясь на цыпочки. — Наш Марк еще не встретился с царем?

Гимназисты теснились, как овцы в загоне. Директор гимназии обходил ряды вместе с каким—то высоким, увешанным орденами военным.

— Это, ваше превосходительство, делегация гимназистов для торжественного преподношения государю цветов.

Оловянные глаза военного скользят по шеренге и вдруг задерживаются на Марке, сверлят его, словно буравом.

— Это что еще такое? — произносит он сердито. — Что за жидовская физиономия? Первая гимназия действительно должна быть первой. Что вы мне выставляете?

— Велено, ваше превосходительство, — торопливо говорит директор, — согласно циркуляру министерства просвещения в депутацию назначаются гимназисты разных вероисповеданий.

— Ну тогда найдите хотя бы поприличней иудея, — сердито говорит военный. — Какого—то пигмея нашли. Чтоб этого больше не было! Уберите его.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — говорит директор гимназии.

Военный, сопровождаемый адъютантами, идет дальше.

— Кто такой? — обрушивается на Николая Ефремовича директор. — Чей сын?

— Марк Шагал, — растерянно говорит Николай Ефремович. — Отец работает в селедочной лавке.

— В селедочной лавке! — сердится директор. — Принимаете в государственную гимназию всякие отбросы. Взятки берете. Я займусь вашими делами.

— Господин директор, недавно перешел к нам из реального училища Аминодав Шустер. — Он указывает на высокого, молодцевато стоящего Аминодава.

— Хот бы рост приличный, — говорит директор. — Замените.

— Становись сюда, — говорит Николай Ефремович Аминодаву. — А ты, — обращается он к Марку, — иди в задние ряды.

Марк понуро бредет, едва сдерживая слезы.

— Вон Марк идет, — кричит Давид, — идет и плачет.

— Плачет? — тревожно спрашивает мама. — Где, где он плачет? Захария, ты его видишь? Что случилось с моим сыночком?

— Ура! — разносится по полю. Появляется бледный, одетый в солдатскую форму царь, окруженный князьями, министрами, генералами. Но глаза Марка застилают слезы, он ничего не видит, все слилось в сплошное пятно.

— Я им докажу, — бормочет он, — я буду великим музыкантом… или художником… или танцором… Я буду великим… я поеду в Петербург.

Снег покрывает фуражку царя.

Царь приветствует воинские части, марширующие перед ним. Подходят разные депутации, подносят цветы, говорят речи. У всех торжественно—довольные лица. Печаль лишь на лице царя, стоящего в центре торжества, и на лице маленького гимназиста Марка Шагала, стоящего в последнем ряду.

— Я им докажу, — бормочет Марк, — поеду в Петербург… Я буду великим…

Звучит гимн. Падает негустой снег.

Тишина библиотеки. Лишь какой-то толстый господин шелестит газетами. Марк в углу срисовывает из журнала «Нива» портрет композитора Рубинштейна. Рядом лежат еще несколько сделанных рисунков. В библиотечный зал входит красивая девушка в матросском костюме с книгой в руке. Толстый господин отрывает глаза от газеты и смотрит на нее масляно. Марк тоже поднимает глаза.

— Аня, — зовет он.

— Тише, — недовольно произносит толстый господин, — здесь библиотека, а не бульвар.

Аня подходит, садится рядом с Марком.

— Здравствуй, что ты здесь делаешь?

— Рисую. — Марк смотрит на Аню. — Давно мы не виделись. Ты стала еще красивей. Посмотри, как этот толстый наглец смотрит на тебя.

— Толстый болван, — тихо говорит Аня. — А это ты нарисовал?

— Я… Я срисовываю, но немножко импровизирую. Это композитор Рубинштейн… Это курильщик… Это гречанка…

— Послушай-ка, Марк, ведь ты настоящий художник.

— Что значит художник? Кто художник? Я художник?

— Не скромничай, ты ведь хотел ехать в Петербург учиться.

— Я хотел поехать учиться в консерваторию, но теперь, может, действительно мне стать живописцем?

— Тише, молодые люди! — сердится толстый господин.

— Какая курьезная рожа! — шепотом говорит Марк. — Хорошо бы его нарисовать.

— Тебе нужно учиться, Марк. Читать книжки про художников. Хочешь, я дам тебе кое—что из нашей домашней библиотеки? Мой отец — большой любитель живописи. Я тебе дам книгу с иллюстрациями какого-нибудь художника…