Летняя книга

Когда малолетние разносчики газет кричат под окнами: «Pa-ar-ris-Soir-r!»[182] – месье Шате физически теряет покой и выходит из дома. На улице весна, которая всегда несет с собой смутные надежды, предчувствия чего-то особенного, чего ждали всю зиму, и вот наконец…

Но месье Шате помнит, что нужно быть выше всех этих обольщений молодости, и поэтому говорит: «Мы тешим себя самообманом и тоскуем по тщетным внешним явлениям, которые именуем событиями. В действительности же все происходит только внутри нас самих. А с такой наблюдательностью, как, скажем, у меня, найти подходящее событие – пара пустяков. Достаточно просто выйти вечером на бульвар…»

На Итальянском бульваре находится любимое бистро месье Шате. Здесь служит правильный бармен, с которым можно обсудить новости и поразмышлять над странностями жизни. На жизнь, разумеется, смотрят по-парижски: все, что за чертой, неинтересно. Оба обитают у «главной артерии», которая берет начало у Магдалины и заканчивается на площади Республики.

«На этом участке можно наблюдать жизнь во всех ее проявлениях – и этого вполне достаточно, – глубокомысленно заявляет месье Шате. – Здесь лица меняются так же быстро, как названия. А бульвар Сен-Дени – это уже не то, и люди, и дома другие. Все портят чертовы туристы – устроили, будь они неладны, место для гуляния…»

«Туристы – это хорошо», – говорит носитель более приземленных взглядов месье Гилберт, в прошлом предприниматель. Но месье Шате рьяно ругает приезжих: «Этих глупых существ здесь быть не должно! Они хотят увидеть Париж, что, увы, естественно, – но при этом не понимают, что здесь неуместны нескромные манеры! Они ведут себя так, словно купили не номер в отеле, дурацкие сувениры, билеты в „Мулен Руж“ и непременный „Фоли-Бержер“ – а заполучили весь город за свои деньги! И на каждом шагу улыбаются: ничего подобного они раньше не видели – ну разумеется, в Париже есть чему радоваться!..»

Месье Шате сердится, берет шляпу и уходит. По выражению его лица можно заподозрить, что в следующий раз он почтит своим присутствием другое бистро.

Но на самом деле он в прекрасном, даже восторженном расположении духа: диспут в сочетании с двумя перно пробудил дремавшие силы – и весенний ветерок нежно поглаживает его горячие виски.

Зажигаются огни, вспыхивают рекламные вывески. Он обращает к ним взгляд, полный почти языческого благоговения. Месье Шате обожает этот суррогат солнечного света, он кажется ему ярче и сложнее. А мрачные русла боковых улиц месье Шате не любит и медленно плывет в растущем центральном потоке.

Он останавливается у манящих огней кинотеатра, загорает в их блеске, закуривает сигарету и думает: «Я не согласен с теми, кто полагает, будто Париж уже не тот, что прежде. Да, туристы изо всех сил стараются испортить мой город, но у них ничего не выходит. Это никому не удастся. Париж всегда останется собой. А как иначе? И женщина всегда останется женщиной. Впрочем, должен признать, что эти босоножки и ногти с золотым лаком мне не по нраву. Но сама она прекрасна, по-прежнему прекрасна…»

Его обгоняют несколько молодых мужчин, одетых с нарочитой небрежностью, и он задумчиво смотрит им вслед.

«Артистическое семя, все те резковатые жесты. Хотя эти шапочки набекрень вроде бы раньше не носили. Раньше непременно нужна была шляпа с полями. А изящная бородка мне всегда нравилась. Видимо, она снова в моде… – Месье Шате иронично улыбается. – Каждый из них думает, что теперь похож на Иисуса».

Потом пожимает плечами и удовлетворенно вздыхает. Какое счастье – вот так без помех идти, присматриваясь к каждому встречному. Величайшее наслаждение. Как же прекрасно быть одиноким и независимым. Он, месье Шате, не сокрушается о прошлом и не страшится будущего. Он живет в настоящем, а то, что все его знания о людях, его сатирический дар, равно как и он сам, остаются в безвестности, не важно. По-настоящему великие люди всегда в тени.

Раньше он рисовал – как и те, впереди.

Но к чему метать бисер перед свиньями, раз не ценят и не понимают. «Пусть идут в Лувр любоваться признанным искусством. Кстати, вынужден согласиться, многое там действительно превосходит лучшие мои работы». Месье Шате не амбициозен. «Ненавижу компромиссы. Все – или ничего». Наступает время ужина.

Презирающий рестораны с фиксированными ценами месье Шате наконец находит привлекательное заведение, пристрастно выбирает столик на улице, откуда можно наблюдать за людским потоком, и заказывает суп-потаж. Ему нравится оттенок красной скатерти – киноварь, а теплый мягкий свет делает красивым любое лицо.

За соседним столом сидит пара: молодой мужчина и девушка в большой светлой шляпе. Месье Шате с удовольствием наблюдает, как свет целиком окрашивает девушку в розовый: одежду, лицо, волосы. Она много смеется, – наверное, мужчина рассказывает что-то забавное.

Заказала оливки и ест их одну за другой; выплевывает косточки и выглядит при этом невероятно по-детски. Месье Шате концентрирует внимание на этой паре. Интересно, о чем он говорит? Может, они помолвлены? Нет, вряд ли. Похоже, это их первый вечер.