Летняя книга

«Возможно, моя комната для вас недостаточно хороша, – медленно проговорила она. – Я сначала не хотела показывать, где живу. Но теперь это не важно. Я устрою вас с максимальными удобствами, насколько это будет в моих силах. Да! И мы вместе приготовим ужин, согласны? У меня есть абсолютно чистые простыни, правда! Что? Вы же придете, да?»

Я сомневалась, искала повод отказаться так, чтобы не обидеть. А потом уловила в ее взгляде нечто, родственное отчаянию. Она стояла, протягивая ко мне руки, и нервно моргала.

Не успев подумать, я ответила: «Да, приду». И в следующую секунду осознала, что повела себя по-идиотски. Иоланда не дала мне шанса передумать. Столько всего нужно устроить! Где мой чемодан, он собран? Нет, не на машине. И не на автобусе. Если он маленький, мы просто понесем его в руках. Она живет на том берегу Адидже – вон там, наверху. «Ах там? Ну да, веселенький квартальчик», – думала я, наполовину забавляясь, наполовину злясь на себя за собственную выходку. Ладно, посмотрим.

И я все посмотрела. Мы плутали путаной вереницей ворот и калиток, поднимались по крутым лестницам и срезали путь через дворы, которые кишели детьми. Иоланда шла быстро и иногда коротко кивала, приветствуя мамаш, свисавших с лестничных перил. Когда я в манере туриста-неофита остановилась, чтобы заглянуть в узкий проулок, она меня раздраженно поторопила. Всюду роились группки ничего не делающих людей, они свистели и смеялись. Осознав, что в этом квартале я выгляжу слишком прилизанно, я сняла шляпку и спрятала в карман перчатки. Наконец мы пришли.

Низкий, почти вкопанный в землю подъезд, темная лестница.

«Осторожно, – раздался голос Иоланды, – тут дыра. Подождите!»

Зажглась спичка, я разглядела ее стройные ноги где-то вверху и, спотыкаясь, пошла следом, а чемодан все время лупил меня по коленкам. В каком-то углу мелькнула бледная Мадонна на золотом фоне, Иоланда осенила себя крестом, и на стену упали огромные тени. Еще четыре спички – и лестница превратилась в лоджию с освещенными проемами, под нами зиял черный двор.

«Постойте пока там». Она открыла дверь. Я подождала, пока Иоланда зажжет свечу на плите. «Ну вот мы и дома. – Она повернулась ко мне с неуверенной улыбкой. – Присаживайтесь у окна, пока я тут все устрою. Нет, вы ничего не найдете, позвольте я все сделаю сама».

Она открыла ставни, и огромную комнату залил теплый закатный свет. Вся Верона раскинулась предо мной, розовая и золотая, с кривой линией бледно-зеленой реки между белыми берегами. Едва слышно поскрипывали калитки и ворота, за углом завели песню, а в конце улицы ее подхватили.

«Иоланда, – выдохнула я, – у вас тут очень красиво».

«Это хорошая комната, – ответила она, – папа и мама прожили здесь всю жизнь, а до них здесь жили их родители. Это был настоящий дворец».

Позволив себе усомниться в ее словах, я тем не менее почтительно переступила через кучу хлама, который был здесь повсюду. Пустые коробки, груды одежды, комоды с выдвинутыми ящиками, битая посуда. Иоланда ловко расчистила небольшой круг на каменном полу. «Видите? Мозаика. А еще вот, видите? – Она подняла свечу к потолку. – Тут росписи». Надо же, действительно! Среди отсыревшей штукатурки я различила полустертый орнамент и женские лица. «По вечерам я часто лежу и рассматриваю их, – сообщила она. – Они составляют мне в некотором роде компанию. У них разные характеры. И они по-разному улыбаются, видите?»

«Вы очень одиноки, Иоланда?» – спросила я напрямую.

Она отвернулась к плите, немного повозилась с кастрюлями и коротко ответила: «Да. Очень».

«Но вы же часто здоровались с людьми на улице».

Она сделала презрительный жест: «Даже если так. Мне с ними плохо. Они необразованные. У них некрасивый итальянский. Без них лучше».

Я снова подошла к окну. Золото поблекло, внизу зажглись огни. На фоне неба контур города напоминал плетеное кружево.

«Ну, – резко объявила Иоланда, – вы можете приступать».

Она поставила на стол мою тарелку, убрала кучу бумаги, смахнула на пол яичную скорлупу и начала резать хлеб.

«Конечно, в „Aquila“ было бы вкуснее. А такое туристы не едят, да?» Ее голос снова звучал отстраненно и почти враждебно.

«Иоланда, – сказала я, – таких вкусных спагетти я никогда раньше не ела. А еще у меня хорошая компания – это вы».

«Ерунда», – ответила она, хотя я слышала, что она довольна.

Больше мы не сказали ничего, но молчание было приятным и легким. Она ела быстро, с отсутствующим видом и, как только закончила, встала и начала стелить постель.

«Иоланда, а где будете спать вы?» Ответа не последовало. «Послушайте, положите меня на полу. Да. Точно. Я отказываюсь…»

Она подошла к окну и строго взглянула на меня:

«Кто из нас гость – вы или я? Так вот. Это мой вечер. И я сделаю его таким, каким хочу. Обсуждать больше нечего».

Она швырнула на пол перину почти со злостью и суетилась так, словно устраивала ночлег для целого полка.

«Иоланда, можно я покурю?» Она фыркнула: «Вы слишком много говорите и спрашиваете».