Летняя королева

По мере того как жара усиливалась, Алиеноре начало нездоровиться. Она позавтракала зернами, смешанными с изюмом и специями, – этот вкус еще долго напоминал о себе. Желудок взбунтовался, поясницу периодически схватывали спазмы. Но королева заставляла себя двигаться дальше. Еще десять шагов коренастой лошадки, потом еще десять. Доехать бы до куста. А теперь до рощицы. А теперь до…

– Стоять! – выкрикнула она и суетливо подозвала своих дам.

Они помогли ей спешиться, и одна из женщин, Мамиля, поспешно распорядилась, чтобы с вьючной лошади сняли холщовую ширму, а остальные дамы расставили ее вокруг госпожи.

Алиенору рвало. В животе – колики. Боже мой, боже мой! Что, если она заразилась дизентерией? До Константинополя, с приличными врачами, отдыхом и заботой, оставалось еще несколько дней пути. Алиенора не раз наблюдала во время переездов, как умирали люди: вроде бы здоровый человек, а через минуту испускает дух в зловонии и муках.

Когда все прошло, она почувствовала слабость и жажду, но ее по-прежнему отчаянно тошнило.

– Мадам, найти вам повозку? – предложила Мамиля.

Алиенора покачала головой:

– Я постепенно приду в себя. Не суетись. Пусть приведут мою лошадь.

К тому времени, как разбили лагерь, Алиенора была вынуждена скрываться за ширмами еще три раза. Она отказалась от еды и сразу легла на кровать, но у нее всю ночь продолжались рвота и очистка кишечника.

Ближе к рассвету Алиенору сморила неспокойная дремота, но она тут же проснулась от криков и воплей перед палаткой – на французском и каком-то резком незнакомом языке. Потом зазвенело оружие, завязался бой. Королева с трудом вылезла из-под одеял и схватила накидку. Мамиля поспешила к ней, фонарь в ее руке дрожал, глаза были выпучены от ужаса.

– Мадам, на нас напали!

– Кто?

– Не знаю…

Обе женщины уставились на закрытые полы палатки, за которыми битва только усиливалась. Остальные придворные дамы сбились в кучку, пугливые, как лошади, услышавшие завывание волков.

– Помогите мне одеться, – скомандовала Алиенора и подавила приступ тошноты, пока женщины выполняли приказ.

Когда они закончили, она взяла в руки охотничий нож в ножнах, который держала у кровати. Гизела тихонько заскулила. Снаружи кто-то закричал, потом еще раз, затем крик резко оборвался. Шум борьбы стих, речь продолжалась только на французском.

Алиенора подошла к выходу из палатки.

– Мадам, нет! – воскликнула Мамиля, но Алиенора все равно шагнула за порог, приготовив нож.

Рассвет окрасил восточный горизонт, и в прибывающем свете лагерь напоминал развороченный муравейник. Солдаты покинули свои укрытия, многие даже не успели одеться, в одном белье, держа в руках копья, с опухшими ото сна лицами. Несколько человек заливали водой горящую палатку. Рядом какой-то сержант вырывал копье из груди трупа. Мертвая лошадь придавила труп воина-мусульманина, чей алый тюрбан размотался и лежал возле тела, как кровавая лента. Среди всего этого широко вышагивал Жоффруа, отдавая короткие приказы.

Увидев королеву у входа в палатку, он поспешил к ней, вкладывая меч обратно в ножны.

– Что происходит? – еле слышно спросила она.

– Разбойники. – Жоффруа тяжело дышал. – Попытались украсть у нас лошадей и припасы. Убили двух часовых, подожгли несколько палаток. Трое из наших мертвы, а еще одному стрелой ранило ногу, но мы отплатили сполна. – Он поморщился. – Это те же самые, кто нападал на немецкие войска, как говорят наши проводники, в отместку за мародерство и набеги на их стада.

– Вы не пострадали? – Она быстро оглядела его.

Де Ранкон коротко покачал головой:

– Они даже близко не подошли. Придется усилить бдительность, поскольку чем дальше мы продвигаемся, тем серьезнее опасность набегов. Как только мы пересечем рукав Святого Георгия, встретимся с еще большей враждебностью. Я удвоил охрану, хотя не думаю, что сейчас они вернутся. – Тут он увидел нож у нее в руке. – До этого не дошло бы. Я бы защитил вас ценою собственной жизни.

– А потом что? – поинтересовалась она. – Всегда следует быть наготове.

Де Ранкон криво усмехнулся:

– Вам получше?

– Немного. – Это была неправда.

Мужчина посмотрел на нее долгим взглядом.

– Отдохните сегодня, если сможете, – сказал Жоффруа и с поклоном удалился, отдавая на ходу приказ сняться с лагеря.

Голова у Алиеноры раскалывалась, во рту пересохло. Мысль о еде вызвала тошноту – пришлось довольствоваться несколькими глотками молока от одной из коз, которых взяли в поход. У нее кружилась голова, когда она садилась в седло, но ехать в повозке, подпрыгивая на каждом ухабе, было немыслимо, а с лошадью она хорошо справлялась.