– Вы единственная наследница Основателя – Викториана! – торжественно объявил он.
– Меня зовут Виктория.
– Мы должны немедля идти в деревню. Такая новость! Такая радость! Это ведь ЧУДО! Мы не надеялись вас увидеть. Потеряли всякую надежду. Пять долгих лет… и теперь вы здесь! Вот ведь СЧАСТЬЕ на голову старика.
Навстречу нам попались мальчишки лет пяти, озорно играющие кожаным мячом прямо на выжженной от солнца дороге, поднимая облака пыли и мелкие камушки. Они громко кричали друг на друга и так были поглощены игрой, собой, что даже не взглянули в нашу сторону. Зато одна баба в платье до колен и белой косынке на голове, из которой вынырнула широкая коса до бедер, заметив нас, сначала замерла, побледнела, словно увидела привидение, а потом быстро-быстро опустилась на колени и давай причитать, хваля Бога за его милосердие и доброту.
– Что с ней? – спросила я.
– Она узнала тебя.
– Так каждый будет на меня реагировать?
– Да.
– Не привыкла я к такому вниманию. Обычно никто меня не замечает, пока не натолкнутся.
– Пора привыкать.
– Я скоро проснусь, и сказка кончится, – печально заметила я.
– А кто сказал, что это сон?
– Ну, я… закрыла глаза и уснула. Проснулась принцессой, которую все обожают. Конечно, я во сне.
– Тебе еще многое надо будет узнать. Понять. Основатель поможет тебе разобраться. Скажу лишь одно: это не сон.
– Тогда что?
– Мир, который способен менять, разрушать, спасать.
Больше я вопросов не задавала. Боялась потеряться в абсурдности происходящего.
Как оказалось, отец-основатель жил в двухэтажном деревянном доме, окруженном ухоженным и благоухающим садом, в котором нашлось место для карликовых яблонь. Дом был обит лакированными дощечками с узорчатым орнаментом. Окна, круглые и большие, с вырезанными из дерева наличниками, были увиты лозами винограда. Двери отсутствовали – лишь ворох светло-коричневых бисеринок, насаженных на нити, создающий полотно, скрывающее от чужих глаз жизнь Основателя. Соломенная крыша с громоздкой каменной дымовой трубой, на которой сидел отлитый из бронзы кот, зализывающий себе хвост. Низенький деревянный заборчик с открытой калиткой (всегда открытой, добавил старик).
Мы без спроса вошли в дом, погруженный в дрему и тишину. Под ногами скрипел деревянный пол. Внутреннее убранство дома было бедным. Скудным. Такое чувство, что дом разграбили и ушли. Осталось то, что не приглянулось злоумышленникам: ветхая мебель, выцветшие ковры, блеклые – какие-то серые, лишенные насыщенных красок – цветы в горшках, покрытое пылью закрытое пианино, клетка с волнистым попугаем, который отчего-то молчал.
– Он на втором этаже, – уведомил старик и добавил. – Лестницы дико скрипят. Не спеши. В это время он не любит, когда его тревожат.
– Почему бы не поставить дверь?
– Тише. Ступай, как балерина на сцене.
Мы поднимались целую вечность на второй этаж. Это все равно не помогло. Хоть как вставай на пересохшую древесину, хоть с какой скоростью иди – уродливого скрипа, никак не гармонирующего с тишиной, было не избежать. Основатель услышал нас, что-то упало, звук гулко прошел сквозь дом. Тяжелые и ленивые шаги в нашу сторону.
– Что вы тут делаете? Еще не время…
– Мы к вам по срочному делу, – старик покорно поклонился. Низко, с должным уважением. Я стояла, как стояла. Это мой сон и мои правила, считала я.
– Почему не преклонилась? – грозно спросил мой
Я не заметила, как машинально спрятала лицо от отца, прибывшего с небес на одну ночь, чтобы сделать счастливой дочь.
Но разве счастье быть с отцом на одну ночь?
Не счастье, а боль – очередная, тупая, угрожающая.
Что, что потом?
Снова одна, снова без отца… снова глупые сны…
– Вы не мой отец, – так и сказала я, убирая пряди волос с покрасневшего лица.
– ТЫ! – его крик в один миг превратился в шепот губ. Онемевший, напуганный, совсем другой, он прикоснулся горячими пальцами к моей щеке. Рука дрожала, а по лбу стекали бисеринки пота. Он закрыл глаза, наполненные скупыми слезами. И вновь его глаза – такие большие, такие встревоженные. – Ты…
Он обнимает меня так крепко, что я не могу дышать.
Он рыдает, как дикий зверь.