Летняя ночь для двух одиноких сердец

Надо было заказать пиццу. Или пирожное. Свежее и вкусное. А я что сделал?

– О чем задумался? – спросила она.

– О том, какой я идиот, что не заказал пиццу.

Она засмеялась.

– Прости. Но ты очень смешной.

– А я-то думал, что родился занудой, – я поставил полупустую кружку на столик и спросил: – Продолжишь рассказывать?

– Да. И знай, – она сжала мою руку; ее ладонь, холодная и нежная, заставляла сердце биться чаще. – Знай, что все мы ошибаемся, когда любим. Не вини себя. Отец тебя простил.

– Спасибо, Виктория.

* * *

– Я проснулась в холодном поту. Палату освещало утреннее солнце, в лучах которого вальсировала тысяча пылинок. Не верила, что уже утро и что ни разу не просыпалась за ночь. Обычно я пробуждалась каждый час и подолгу не могла уснуть, страдая от бессонницы.

А может, я еще ходить умею, посмеялась я и решила попробовать. Чуда не свершилось, мое тело было все таким же неподвижным, мертвым – обузой.

Хорошего помаленьку – и так надо радоваться, что пробудилась свежей и бодренькой. Эх, сейчас бы прогуляться по парку…

Если тело оставалось мертвым, то душа не на шутку распоясалась – в тот день, как сказали медсестры, ухаживающие за мной несколько месяцев, в меня вселилась жизнь. Я рассказывала смешные истории, которыми меня баловал приемный отец, проявляла вежливость и внимательность к сестрам и больным, смеялась в час, когда меня на каталке вывели на улицу, где игривый кот пытался нагнать бабочку, порхавшую от одного одуванчика к другому. А потом вспомнила, что так обожала читать книги о приключениях в иные миры.

Я сказала об этом медсестре, и та, улыбнувшись, умчалась куда-то, а через полчаса ко мне в палату, хромая, с тяжелой отдышкой, зашел чахлый и сгорбленный старик с добродушной улыбкой на лице; в руках он держал пожелтевшие страницы, исписанные синими чернилами. Он поздоровался, представился – его звали Дмитрий Орлов, – спросил, как меня звать и какие книги я читала.

– Ты много читала. Можно сесть к тебе поближе?

– Если хотите.

– Мой голос уже не так могуч, старый стал. Почти век топчу землю.

– Вам сто лет?!

– Пока девяносто девять, – он засмеялся, глядя на мои выпученные и удивленные глаза. – Не верится, да? И мне не верится. Когда-то я был молод, как ты. И со мной случилось нечто невероятное.

– Что?

– Я побывал в другом мире – в Иллюзионе.

– Правда? – я бы ни за что не восприняла его слова всерьез, если бы не сон. Как странно. То волшебный сон, то этот древний старик со своей теплой, согревающей улыбкой. Я все еще сплю?

– А зачем мне врать?

– Не знаю… чтобы мне было веселее.

– Я всю свою жизнь посветил семье и писательству. Поэтому предлагаю тебе забыть о правде и о вымысле, а просто послушать мой рассказ. Договорились?

– Договорились.

Неутомимый старик читал мне весь вечер, а я, развесив уши, слушала его тихий, обласкивающий голос, уносивший меня все дальше от стен больничной палаты – в мир сказки, на планету Иллюзион.

Слушала с закрытыми глазами. Парила, обретя крылья. В вышине, в сизой дымке, расстилающейся над извилистой рекой, среди мерного порхания крылышек невидимых существ – я почувствовала прикосновение чьей-то теплой ладони.

Вздрогнула. Открыла глаза.

– Прости, что разбудил, – он смутился и отдернул сморщенную, всю в пигментных пятнах руку. – Ты уснула, хотел укрыть покрывалом.

– Как странно. Мне приснилось, что я ощутила ваше прикосновение.

Он начал складывать рукопись.

– Мне пора.

– Ваша повесть удивительна, – призналась я.

– Благодарю.

– Вы почитаете мне завтра?

– С большим удовольствием.

– Перед тем как вы уйдете, пожалуйста, прикоснитесь к моей руке. Хочу проверить. Что-то с ней не так.

Он сжал мою ладонь, заставив меня расчувствоваться.

– Ты чувствуешь?

– Да.

– О, Боже! – старик прослезился вместе со мной. И с улыбкой добавил: – Это ведь чудо!

* * *

Виктория с трепетом в голосе говорила, как за две недели встала на ноги, а еще через семь недель – бежала по траве, босая, румяная от летнего солнца, навстречу теплому ветру, проникающему через поры, через сердце прямиком в душу, наполненную счастьем.

Счастьем быть полноценной.

– Не описать, через какие муки я прошла (в плену собственного тела) и что испытала, обретя свободу. Мне даровали второй шанс, вторую жизнь. Начать все заново. С чистого листа. Я продолжала учиться в школе, стерев прошлое, омраченное невзгодами, и каждый день боролась с собой… с застенчивостью и скромностью. Избегала одиночества, ибо боялась его, как врага. Записалась в кружок танцев, которые раскрепостили меня и открыли для мира людей. Стала каждые выходные ходить с туристическими группками по уральским красивейшим местам (и нам были нипочем зимняя стужа или весенняя морось). Завела друзей, с которыми обычно весело и озорно коротала время.

– Ты жила в приюте? – спросил я.

– Нет. Не довелось. За мной вернулись приемные родители.

– Вот свол… – хотел выругаться, но вовремя осекся. – Извини.