Я осторожно беру его теплую сухую ступню и стягиваю с матраса. Мне казалось, что он будет мягким и податливым, но я чувствую в основном узелки суставов и натянутые сухожилия. А ногти на ногах у него с острыми уголками.
Сначала я верчу его лодыжку во все стороны. Люсьен гудит. Но кажется, что он не ощущает моих прикосновений. Будто это вовсе и не его нога, а чья-то еще, случайно пристегнутая к его бедру еще до того, как его привезли к нам. Ногтем большого пальца я нажимаю ему на мизинец на ноге. Люсьен продолжает гудеть. Я нажимаю сильнее. Тогда его нога пытается вырваться из моих рук.
— Извини.
Я продолжаю вертеть лодыжку во все стороны. До того момента, когда дальше не поворачивается. В этих точках я немного надавливаю и все-таки поворачиваю ногу еще чуть-чуть.
— Я помогаю твоим ногам вспомнить, что они это умели.
Слова Тибаута звучат в моем исполнении неуверенно, но мне начинает казаться, что я все делаю правильно.
Тем временем Люсьен сосет свою мочалку и водит рукой по выпуклому рисунку обоев.
— Я научу твои ноги ходить, как раньше. Обещаю.
После того как я проработал обе лодыжки, я проглаживаю большими пальцами нежную кожу на подошвах его стоп. Он растопыривает пальцы.
— Они вот тоже проснулись.
Затем я смахиваю песок и черные катышки. Я не видел, чтобы Тибаут так делал, но думаю, что хуже от этого не будет.
Потом я массирую ему икры. Они совсем худые и костлявые, я не очень представляю, что конкретно мне с ними делать. Кажется, что коленные чашечки у него держатся только за счет кожи. Когда я берусь за одну большим и указательным пальцами, она вдруг выскальзывает, словно старый обмылок. Я боюсь что-нибудь повредить.
Бедра массировать гораздо проще. Люсьен начинает тихонечко трястись.
— А теперь немного поделаем велосипед.
Для этого я взбираюсь к нему на кровать.
— Крути, крути педали, — говорю я и щекочу его под коленкой. Так мне удается согнуть одну ногу. Тогда я повторяю манипуляцию и с другой ногой. Рефлекторно дернувшись, он чуть не заехал мне в лицо.
— Не надо так делать, — говорю я. Тогда он упирается в меня обеими ногами, из-за чего его шея выгибается и хрустит, врезавшись в изголовье.
— Осторожно, шею не сверни.
Но Люсьен продолжает отталкиваться ногами. Я слезаю с кровати.
— Пойдем, мы готовы к прогулке.
Я тяну его за руки и отрываю туловище от кровати. Затем засовываю одну руку ему под колени, чтобы приподнять ноги. Но попа, словно на якоре, продолжает сидеть на матрасе. Он хватает меня за лицо. Один я с ним не справлюсь.
— Не вставай, я сейчас вернусь.
Эмиль не закрывает дверь трейлера плотно, оставляя щелку.
— А твой отец не может помочь?
— Он ушел. На работу.
Я не решился попросить помочь Генри или Жана, поэтому постучался к Эмилю.
— Вам нужно только вынести его на улицу.
— Ладно. Заодно и познакомимся.
Познакомимся… Мне нужно всего лишь, чтобы он вытащил Люсьена наружу.
— Он намного старше тебя?
— На три года. Ему шестнадцать.
Вдали вокруг линий электропередач кружат аисты.
— А Луиза уже…
— Нет.
— Вы же даже не знаете, что я хотел спросить.
— Да знаю. И ответ — нет.
— А.
— Every time the phone didn’t ring, it was her[1]
.— Что?
— Это цитата на английском.
— А вы говорите по-английски?
— Я его в университете учил. А потом пришел в школу.
— Звучит так, будто вы там заблудились.
— Ну, примерно так и есть.
— Так вы учитель?
— Yes, my boy[2]
.Люсьен дотянулся до края занавески. Эмиль мешкает. Я недоумеваю, что интересного он мог найти в тетрадках и комиксах у меня на столе. Или в моем открытом нараспашку шкафу с пустыми полками, в то время как вся моя одежда кучками собрана на полу в ожидании, что она сама себя постирает.
— Ну что, ты, значит, брат Брайана?
Эмиль быстро проводит рукой по его ноге.
— Приятно познакомиться.
— Он не умеет говорить.
— А он меня понимает?
— Типа того.
Эмилю не нужно привыкать к Люсьену, он сразу просовывает руку ему под мышки.
— Или ты хотел с этой стороны?
— Нет-нет, все хорошо.
Колени сгибаются очень легко. Строгим взглядом Люсьен изучает новое лицо.
— Чем крепче вы его держите, тем меньше он боится.
— Хорошо, — говорит Эмиль.
Я считаю до трех, и мы поднимаем его с кровати. В один момент Люсьен, кажется, полностью доверился нам, будто чувствует, что мы оба нечасто таким занимаемся и надо нам помочь. Очень осторожно мы выносим его из моей спальни.
В кухне Люсьен начинает тянуться к чашкам.
— Ох, — только и говорит Эмиль.
Рука Люсьена чиркает по фотографии моей бабушки в рамке на стене.
— Осторожно.
Но портрет уже летит на нас. Бабушка в своих огромных очках. Кожа туго обтягивает скулы и челюсть, и кажется, что щеки втянуло вакуумом. Скупо натянута ниточка губ, словно бабушка знала, что мы ее сегодня уроним. Стекло разлетается по полу.
Люсьен сначала пугается, но потом весело кричит:
— Феффе, феффе, феффе!
— Извини, — говорит Эмиль, — я слишком поздно увидел, рук свободных не было.
Оказавшись на улице, мы ставим Люсьена ногами на искусственный газон. Рико и Рита подняли головы и сели в своей клетке навытяжку.
— Ну вот, — говорит Эмиль, — куда его теперь? В кровать?
— Мы будем ходить, ему надо упражняться.