Летний брат

Я протягиваю Люсьену руку, он хватается за нее без моей помощи. Его ноги топчутся на одном месте.

— Сам справишься?

— Конечно.

— Уверен?

— Справлюсь. Это же мой брат.

Мне хочется, чтобы Эмиль исчез, но, когда он уходит, я тут же об этом жалею.

— Может, хотите чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

Люсьен хватается за горло моей рубашки, а другой рукой тянет меня за волосы.

— Эй, отпусти меня, отпусти!

Эмиль подбегает и берет Люсьена за запястья, хватка ослабла.

— Нганг-нганг-нганг.

У Люсьена между пальцев пара вырванных волосков, он сучит ногами по искусственному газону.

— Крепко он тебя схватил.

— Вы можете идти. Теперь я сам справлюсь.

Эмиль все еще держит его за руки, а Люсьен пытается сесть на невидимый стул.

— Возьми меня за руку, — говорю я ему, — как Тибаута.

Никакой реакции. Тогда я вкладываю свою руку ему в растопыренную ладонь, сжимаю его пальцы, как прищепки, на своем предплечье. Теперь Эмиль его отпускает.

— Сначала эту ногу.

Сейчас я покажу Эмилю, как хорошо я справляюсь.

— Теперь ту. Я легонько тыкаю его носком тапочка.

— А ботинки ему не надо надеть? — спрашивает Эмиль.

Где же эти дурацкие ботинки на липучках?

— Они остались внутри. Можете его подержать пока?

— А может, уложим его в кровать?

— Ему надо ходить.

Люсьен отпускает мою руку и тянется к поручню кровати. Затем берется за него и второй рукой. Держась за поручень, он отходит от нас на пару шагов по направлению к изножью.

— Молодец, — хвалит его Эмиль.

— Ну вот, — вздыхает Эмиль после того, как мы уложили Люсьена. — Непростая задачка. Но ты хорошо все делаешь.

— Что все?

— Ну все вот это. Он тебе доверяет.

— Но он почти ничего не прошел!

— Каждый день по чуть-чуть. Твоему брату тоже надо привыкнуть.

Эмиль оттягивает рубашку на груди двумя пальцами, пропуская прохладный воздух вдоль живота.

— Жаль, что фотография упала.

— Это была моя бабушка.

— Отцу твоему не понравится.

Я пожал плечами:

— Он начал звать ее мамочкой только после того, как она умерла. За всю жизнь я от силы раз пять был у нее в гостях.

Я вспоминаю, как мне казалось, что изо рта у нее идет дым, хотя сигареты во рту в тот момент не было, но внутри будто бы все время что-то тлело. А еще она целыми днями смотрела телевизор, особенно рекламу, и при этом постоянно кашляла.

— Не нужно мне ничего, — бормотала она каждый раз, качая головой, — ничего не нужно. — И гораздо реже: — Уже купила.

— Мамочка, — повторяет Эмиль, улыбаясь. — Иногда начинаешь ценить людей только после их смерти.

— Что вы имеете в виду?

— С тех пор как умер мой отец, я тоже веду с ним гораздо более приятные беседы.

— Вы верите в привидения?

— Нет-нет, но у него на могиле я по меньшей мере могу выговориться.

Эмиль рассматривает трейлер.

— А вы в нормальный дом не хотите перебраться?

— А с этим домом что не так?

— Есть организации, которые могли бы вам помочь. Ты же еще ребенок.

— Наверняка есть.

— Зимой в трейлере, должно быть, очень холодно.

— Да нормально.

— В доме все равно лучше. Жизнь стабильнее, ты мог бы общаться со сверстниками по соседству. Тут не очень-то много твоих ровесников, или я ошибаюсь?

— Они сейчас все на каникулах. И вообще, вы ведь тоже живете в трейлере.

— Это временно. Я скоро вернусь домой.

— Правда?

Эмиль долго смотрит на меня, потом, будто очнувшись, замечает:

— По крайней мере, я надеюсь.

21

Над горой из шин роятся зудящие комары. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, но еще не слишком холодно, и Люсьен может еще полежать на улице. Словно полированный, он лежит на кровати, повернувшись на бок, но с торчащими вверх ногами. В этой позе он похож на спасенное из моря существо, которое лежит на пляже и никак не может отдышаться. Волосы после душа у него еще не высохли. С подбородка не до конца смылся след от томатного соуса, который был к ужину. Под ним лежит несколько полотенец, чтобы в случае чего матрас не слишком промок.

— Пусть сам обсохнет, ветер-то нам на что! — говорит па, когда я собираюсь высушить Люсьена. — Только слегка полотенцем останется пройтись. А как ты его на улицу-то вытащил?

— В каком смысле — как?

— Когда я вернулся домой, он уже лежал здесь. Но утром он же был внутри?

— Вытащил.

— В одиночку?

— Нет.

Па бросил взгляд на ангар.

— Съемщик помог.

— Съемщик? И ты позволил ему дотронуться до брата?

— Один я бы Люсьена не поднял, а ты ушел.

Я еще никогда не видел такую белую спину, какая была у Люсьена. Между ног у него виднеется немного выпирающая вперед мошонка, под морщинистой натянутой кожей напрягается жилка, исчезающая между ягодиц. Не знаю, будет ли у меня такая же. Член у него, к счастью, снова скукожился до состояния гладкой шишечки. И у него, и у меня там растут темные волосы, но у него их чуть больше. Глаза Люсьена смотрят в пустоту. В позе, в которой он сейчас лежит, лучше, чем обычно, просматривается длинная вмятина у него на груди.

Когда он еще жил дома, ма всегда мыла нас вместе, в одной ванной. Мне приходилось мыться сидя, потому что иначе моему брату не хватало места, чтобы лечь. Вокруг нас плавали игрушки. Я сидел попой на отверстии для слива, а спиной упирался в ту железную штуку.