Летний брат

Надев на Люсьена ботинки, мы направились за ним к баку со стеклом. Эмиль смотрит на руку Люсьена, лежащую у него на плече.

— Больно?

— Ногти у него довольно длинные.

Мы похожи на двух упрямых ослов, пытающихся тянуть Люсьена вперед. Он запыхался и дышит тяжело. Дойдя до бака, мы разрешаем ему кинуть пару бутылок, которые выуживаем из травы и кустов вокруг.

Эмиль радуется тому упоению, с которым Люсьен это делает.

— Ты сам обнаружил, что ему это нравится?

Я киваю.

— Молодец.

— Пройдем еще чуть подальше?

— А твой брат справится?

— Давайте попробуем. А если он устанет, то один из нас подождет с ним, пока второй прикатит тачку.

Сверху на электрическом столбе тревожно гудит транзистор, будто целый улей злых ос.

— Там, на другой стороне, есть ручей, и я знаю одно красивое место.

Между деревьев можно разглядеть водные блики. Люсьен радуется звукам вокруг. Обычно вода там течет еле-еле, но после хорошего дождя этот ручеек превращается в бурный поток, от плеска которого даже пить начинает хотеться.

— Спустимся здесь вниз?

— Мне и отсюда хорошо видно.

— Там, подальше, тоже можно. Там спуск не такой крутой.

— Мне кажется, это не очень хорошая идея. Особенно с ним.

Ногой я придавливаю колючую проволоку. Ржавые железки впиваются и прокалывают подошву моих шлепок.

— Может, лучше поищем место где-нибудь тут, в теньке? Так тоже будет отличный вид.

Вдоль дорожки, видимо, совсем недавно косили траву. Когда Эмиль садится, Люсьен сразу же тоже приседает.

— В этом ручье в некоторых местах можно плавать.

— Ты сюда часто приходишь?

Я киваю.

— Но брата все никак не получалось привести.

Люсьен лежит на спине.

— Вы серьезно собираетесь это сделать? — спрашиваю я.

— Ты о чем?

— О переезде.

Эмиль щурится на яркое солнце.

— Подумываю об этом. Вообще, я собирался переждать, пока Луиза сменит гнев на милость. Но, кажется, в этот раз она непреклонна, вернуться обратно не получится.

— А вы сами за себя не можете решить, возвращаться вам или нет?

Эмиль отрицательно качает головой.

— А на что она так злится?

В ответ он смеется. Считает, что я задаю слишком много вопросов.

— Вы же такой милый, — говорю я.

Он подносит руку к моей шее и что-то смахивает.

— Что вы делаете?

— Показалось, что слепень на тебя сел.

Потом Эмиль начал выковыривать ногтем что-то из шва своего ботинка.

— Ты единственный, кому я об этом рассказываю…

— И я все равно почти ничего не знаю.

— Запомни меня таким, каким я был, когда мы познакомились. Так будет лучше.

Но как только я хочу спросить, почему он так сказал, он продолжает.

— У Луизы есть полное право не хотеть меня больше видеть.

Эмиль закрывает глаза ладонью.

Какое-то время мы молчим. Люсьен елозит и трется спиной по траве. Лицо у него — одна сплошная улыбка до ушей. Руки и ноги покрыты слоем мелкой желтой пыльцы.

46

В зеркальной дверце шкафчика над раковиной я рассматриваю свое плечо. Полукруглые отпечатки ногтей Люсьена похожи на укус какого-то животного, у которого всего четыре зуба. Вокруг цвет кожи плавно меняется с синего на желтоватый.

Я никак не могу найти кусачки. Есть только бритва па. И пенка для бритья. И красный флакончик с лосьоном. Правда, содержимое его уменьшается только за счет испарения. Па говорит, что хранит его для особенных моментов. И для подружек.

Есть еще банка с презервативами. Иногда па берет ее, встряхивает и так развратно, смеясь, произносит «да-да». Взгляд его должен при этом выражать те остатки сексуальности, которые он еще может наскрести. Сам он это называет «завалить телочку». Но количество презервативов в банке меньше не становится никогда. Их было десять. Один стащил я. В прошлой школе я один раз взял его с собой и надул на перемене. Одноклассники, пара человек, сначала при всех громко смеялись, а потом подходили ко мне и тайком просили померить его в туалете. Это стоило им один евро. После примерки они должны были сполоснуть его под краном, высушить и свернуть как было.

Я беру из банки еще один презерватив и засовываю его в карман плавок. Остальные я перемешиваю, чтобы казалось, что их все еще девять.

— Ну что, — спрашиваю я, — продал что-нибудь?

Па показывает мне две бумажки по десять евро. С каждым шагом в кармане его брюк звякает мелочь. Он и не замечает, что Люсьен стоит рядом с кроватью на улице без посторонней помощи, и мне совсем не приходится его поддерживать. А ведь даже Рико виляет хвостом от гордости за него.

— Смотри, Люсьен стоит сам!

— Отлично, Брай.

Мне хочется рассказать ему об Эмиле, слова уже почти вылетают у меня изо рта. Но я не собираюсь предавать его во второй раз.

Мы вместе затаскиваем вещи в трейлер. Это, по-моему, самая грустная часть барахолок. Не то, как вещи лежат на асфальте рядом с нашей машиной, будто их вывалили из мусорного мешка, а вот этот момент. Когда вещи возвращаются назад, разочарованные, что мы от них отказались, но и никому другому они не пригодились.

— Ты, получается, вообще ничего не продал?

— Почему же, продал.

— И что же?

Па косится в сторону ангара.

— Дрель.

47