Летний день, или Корыто со старостью

Повесть моя, между тем, близится к завершению, я больше, любезные, не буду занимать ваше внимание, а напоследок лишь добавлю, что те дни, когда крыша на доме героя моего уложена и делать ему становится нечего, Сидор Иваныч будто сам не свой: и тошно ему всё, и противно, и глаз его ничему не радуется, и сердце не поет, а на душе… Брысь!.. скребут кошки, и только тогда приходит в сердце его покой, когда снова забирается он на крышу и начинает стучать его молоточек: Тук-тук…Тук-тук…

В ГОСТЯХ У СКАЗКИ

Эдик метался по комнате, как сумасшедший. По сути дела, для спешки не было причин, до рейса 2570 Москва – Лондон оставалось несколько дней, но Эдик, давненько не бывавший на гребне волны, с удовольствием дал потрепать себя неожиданно налетевшему ветру перемен.

– Неужели нельзя было сообщить раньше?! – На сером, бесцветном лице заблистала улыбка, и Эдик метнулся на кухню за табуреткой.

Через каких-то несколько мгновений Эдик, забравшись на потрепанную сидушку видавшей виды табуретки, пошатывался на пьедестале и тянул длани вверх, навстречу электрическому солнцу, навстречу мелким барашкам облаков, оставленным потопом из квартиры сверху, навстречу совершенно неверо… но обо всем по порядку.

Почувствовав в своих ручищах крохотные ручки забравшегося под потолок шкафа, Эдик рванул, сердце его замерло, внутри что-то оборвалось, и на голову … обрушился водопад. Старые газеты и журналы, любовно собираемые не так давно почившим тестем, захлопав страницами, просвистели мимо уха Эдика, на пол плюхнулась подшивка «Крокодила», вслед за ней, панибратски похлопав Эдика по плечу, пролетела «Наука и жизнь». Эдик втянул голову в плечи, замер, простоял так несколько секунд, опять стал вытягивать шею, но не тут-то было, по макушке ему тут же съездил тугой комок старых колгот.

– Ну, Эльвира Сергеевна, – чуть было не теряя равновесие, прорычал Эдик.

Еще здравствующая теща Эдика, Эльвира Сергеевна, заслуживает особого внимания по нескольким причинам. Во-первых, потому что она – женщина, во-вторых, в возрасте, ну и, как говорят англичане, last but not least1; потому что она выделывает из колгот такие замечательные коврики, что время от времени на ее изделия даже образовывается очередь. Один из ковриков, кстати, лежит перед дверью квартиры Мазиловых (а именно в ней мы и очутились) и дает ясное представление о том, какая рукодельная Эльвира Сергеевна.

Вслед за мотком, взвизгнув, пролетел молоток, Эдик чудом увернулся, но, от греха подальше, по-молодецки сиганул с табуретки и, прижавшись спиной к стене, дал до конца пронестись всё сметающему на своем пути потоку. Наконец с верхотуры, клацнув пастью, на самую макушку кучи грохнулся чемодан. И всё затихло…

– Чемодан, чемодан, чемоданище… – Эдик схватился за чемоданные ручки и, хладнокровно шагнув через выросший в коридоре Эверест, потащил его в комнату. Пусть Эльвира Сергеевна разбирает всю эту кучу, в конце концов, это её с Дашкой рук дело! За последние несколько часов Эдик заметно осмелел.

Топая по коридору, Эдик мимоходом вытянул указательный палец:

– Уууууу! – погрозил он наивно тянущимся к нему цветам на обоях. – Пусть только узнают, куда меня отправляют, сразу…

Нет, ничего лишнего, чтобы вы не подумали, с языка нашего героя не слетело. До такой степени распоясанности он ещё не дошел, хотя и позволил себе маленькую вольность: расплывшись в улыбке, Эдик представил себе лица жены и тещи в тот момент, когда он сообщит своим дамам о предстоящей поездке. Эдик чуть было не прыснул от смеха. Лицо Эльвиры Сергеевны, конечно же, вытянется, как огурец, и даже позеленеет на манер этого овоща. Еще бы, по крайней мере дня три она будет лишена возможности пилить Дашку за то, что та, дура, выскочила за бездаря и неудачника.

– Жизнь себе искалечила! – Эдик собрал в одну кучку глазки, щечки и носик, так что вышло очень даже похоже на Эльвиру Сергеевну. Потом, скорее всего, все вернется на круги своя, но у Эдика останутся эти ни с чем не сравнимые три дня триумфа! Слышите, вы?! Триумфа!