Летний день, или Корыто со старостью

Мартынов на секунду сосредоточился на закусках, подцепил вилкой красную рыбу и, запихнув её в рот, стал что-то декларировать. Такие, как он, всегда занимают собой все пространство. Рядом с ним все остальные становятся невнятным или вовсе невидимым.

И понеслось… речи, тосты, звон бокалов.

После нескольких выпитых мужиков несколько, но еще не совсем развезло, дамы попросились танцевать. Ирка, как фея, исчезла, и через каких-нибудь пять минут грянула музыка. Мартынов, дожевав диковинный салат из авокадо и еще какого-то фрукта, названия которого не знал даже он, услышав знакомую песню, вскинул бровь и отодвинул тарелку. Дашка инстинктивно попятилась и вдруг неожиданно быстро спряталась за вазу с грушами. Глупенькая, таких мужчин, как Мартынов, прятки только раззадоривают. Мартынов с грохотом отодвинул стул и, перевесившись через вазу, нарезку и заливное, потянулся к Дашке.

– Позвольте, – галантно предложил Мартынов.

Голливудская дива никак не прореагировала на его действия, она лишь проследила, чтобы, пока он тянется через стол, его пузо не окунулось в салат и не испачкалась рубашка. Всё обошлось, и дива продолжила о чем-то увлеченно болтать с оказавшимся по другую руку от нее Трошкиным. Трошкин в их классе всегда считался интеллектуалом, вот и сейчас он из кожи вон лез, чтобы понравиться первой, пусть даже и чужой красавице. Дашка встала, как на плаху. Мартынов уже успел обежать стол и, подхватив ее под руку, вел на непроизвольно образовавшийся танцпол.

Танцевали все, даже те, которые в школе, надувшись, отсиживались в углу класса. Одноклассницы в смешных, слишком легких платьях и в зимних сапогах с усердием оттопывали ритм, отчаянно стараясь показать что-нибудь этакое. Туфли догадались прихватить только мартыновская дива и Дашка. Дашке, правда, от этого легче не стало. Спасительной спинки стула за спиной не было, и гад Мартынов крутил ее так, что заднее декольте выставлялось на всеобщее обозрение! Дашка чувствовала себя чуть ли не обнаженной. Наконец музыка затихла, все, запыхавшись, вернули дам к их тарелками и опять расселись.

Пиршество сломя голову катилось дальше. Опять налили, опять выпили. Тут кто-то сообразил, что такими темпами мужики быстро напьются, и предложил внести в застолье разнообразие. Кто-то предложил мафию. Однако, как бы ни была популярна эта игра в кругах офисных, за столом нашлись те, которые о такой игре и в помине не слышали. Пошел раздор, прения. Всегда серьезный Трошкин вдруг, всех перебивая, предложил играть заместо мафии в бутылочку! Дамы от неожиданности вспыхнули, но тут же ради приличия стали возражать. Трошкин понял свою ошибку (рано предложил), решил попридержать коней, дамы, не услышав настойчивых уговоров, скуксились. Все это было очень видно, хотя дамы, конечно, старались виду не показывать.

Ситуацию спасла так и не растерявшая комсомольских замашек Ирка.

– А ну-ка, все по кругу, – скомандовала Ирка. – Каждый должен встать и сказать, что у него было за всё это время самого, самого… – Ирка сосредоточилась на подборе слова.

– Выдающегося! – Кто-то вдруг выскочил из-за стола и почему-то побежал к Ирке.

– Выдающегося! – махнула рукой Ирка и вдруг обрушилась на стул.

Иркино предложение с энтузиазмом приняли, хотя было оно с заковыркой. За ширмой, казалось бы, такого простенького предложеньица скрывалось ого-го сколько всего. Нужно было вот так вот быстренько перелопатить всё, что у тебя было, и выложить, как на тарелочке, всё самое замечательное! Да еще такое, чтобы показать было не стыдно…

Присутствующие зашумели. Трошкин нырнул под стол и, чуть попыхтев, вынырнул оттуда с каким-то удостоверением. С любовью на него глядя, он бережно положил его под рюмку коньяка. На лице Ирке отразилась усиленная работа. Такие, как Ирка, без поручения не оставят даже себя.

На противоположном конце стола кто-то уже взял слово. И Эдик обмер. Очередь стала постепенно подбираться. Голова его усиленно заработала, пытаясь ухватить за хвост предательски уползающие мысли. Кто-то начал распинаться про какие-то вклады, Эдик подумал, что банковские, но оказалось, что речь шла о вкладе в науку, потом вдруг с места вскочил Трошкин, у всех перед носом замахал своей корочкой, раскрыл ее и заставил прочесть сидящего рядом соседа всё в ней написанное, включая номер удостоверения. Из всего услышанного Эдик, да что там Эдик, все поняли, что корочка была действительно выдающаяся и Трошкин ею очень дорожил. Очередь между тем приближалась, Эдик стал терзать появившийся на его тарелке кусок мяса.

Настал черед Мартынова. Мартынов раскрывал рот, довольно зашлепал губами. Говорил минут пять, и по тому, что вилки за столом перестали стучать, – вывод можно было сделать однозначный: Мартынов переплюнул всех! Эдик в ужасе набил рот салатом и стал с остервенением жевать. Скоро очередь дойдет до Дашки, а там, а там… Дашка скажет что-нибудь умилительно-глупое про детей, цветы жизни и т. д., потом смутится, покраснеет и окончательно окрасится в тот же цвет, что и лежащая на ее тарелке семга.