Летний день, или Корыто со старостью

После Мартынова слово взяла дива, хотя, конечно, необходимости в этом не было, она не была членом собравшегося коллектива. Но кто же будет спорить с дамой, тем более с такой дамой. Эдик заметил, что дива в основном не говорила, а, как всегда, крутилась, как нанизанная на гриль курица, стараясь показать себя и так, и этак. После ее невербальной речи, которая, кстати говоря, оказалась чуть не длиннее речи Мартынова, дамы еще больше позеленели, а мужики, подобрав слюни, в очередной раз одобрили выбор Мартынова. Кое-кто уже даже собрался поднять за нее тост. Самовольную инициативу пресекла Ирка. Оказывается, еще не все высказались. Эдик, прижавшись пузом к столу, влез локтем в Дашкин салат, в отчаянье подсчитал: до них с Дашкой оставалось три человека.

Сделав еще один отчаянный рывок, Эдик стал усиленно соображать… Неужели… не было… ничего стоящего…

– Нет, нет, было… – продолжал барахтаться Эдик. – Все же нашли, что сказать… неужели же я… Силантьева вон детей приплела, они у нее лауреаты… пианисты, ёксиль-моксиль! – Эдик начал злиться, и тут вдруг просиял! Да как же он мог забыть?! Такое! Такое забыть! А как же прием! Дворец! Королева! Да это ж прямо сказка! Да даже сам Мартынов… – Эдика неожиданно отпустило, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Дашки, он потянулся к бутылке виски.

Эдик хлопнул стакан, и неожиданно все поплыли. Всё, что происходило дальше, Эдик помнил очень смутно и отрывками. Он тоже, похоже, что-то говорил, потом прямо перед его носом повис на вилке балык, он высунул язык, но оказалось, что Мартынов тоже зачем-то высунул язык и поймал его раньше, чем он, Эдик. Потом Мартынов, не прожевав, обратился к Дашке.

– Эх, Липкина, или как тебя там? – Мартынов честно попытался откопать в залежах памяти фамилию Эдика, но всплывала почему-то только школьная фамилия Дашки и он махнул рукой. – Даашкааа, – протянул он. – А хочешь, я тебе… луну подарю! – Мартынов масляными глазами поглядел на Дашку, не обращая внимания на сидящего рядом Эдика. – Что?! Не веришь? Подарю! – более твердо сказал он, а потом вдруг захихикал. – Ну, или хотя бы кусочек, у меня и сертификат есть! – Последнюю фразу Мартынов сказал твердо, уверенно и попытался встать.

Дива мягким движением усадила его на место.

– Подарю! – заупрямился Мартынов.

– Обязательно подаришь, – спокойно проговорила дива и подозвала официанта. К горячительному требовалось горячее.

Мартынов не успокоился, он потребовал, чтобы дива слазила в портфель и из рук в руки передала Дашке сертификат на ту часть луны, которая теперь принадлежала только ей. Через минуту сертификат лежал в Дашкиной тарелке с недоеденным куском баклажана, и по замыслу Мартынова Дашка должна была ощущать себя владычицей.

Последнее, что помнил Эдик, – это ботинок Мартынова, который беспощадно жал под столом на мысок его туфли. Мартынов с интервалами то жал, то отпускал, не сводя глаз с Дашки.

Не ведая о том, что происходит под столом, Дашка глупо хлопала глазами, у Мартынова же сложилось впечатление, что Дашка, дура, просто не верит своему счастью и ломается.

– Мать моя, и всё-таки как же глупо! – тыкнув вилкой мимо тарелки, вдруг проговорил Мартынов.

Ничего не понимающая Дашка хотела спросить, что именно глупо, но Мартынов, проведя вилкой в воздухе, велел ей молчать.

– Глупо, всё глупо, – хмыкнул Мартынов. – И королева эта его – глупо, и… луна… тоже глупо…

Потом Мартынов еще раз напоследок выжал под столом ботинок Эдика, со звуком «Тррррр» завел двигатель и, оставив всех присутствующих, умчался. К луне полетела очередная пробка шампанского!

КАЛЕНДАРЬ НА ШКАФУ

– Дочку, а дочку! А почём же ж сметанка? – На рукаве Полины кто-то повис. Девушка оторвала глаза от тесно заставленной полки супермаркета.

– Этого еще не хватало, – промелькнуло в голове у Полины. – Времени и так в обрез, а тут еще этот, неизвестно откуда свалившийся на ее голову старый сморщенный гриб. Полина с неприязнью посмотрела на нарисовавшуюся рядом старуху.

Прикусив хорошенькую губку, девушка, как будто по команде невидимого фотографа, чуть вздернула носик и еле заметно повернула головку в сторону: стариков она не любила, старое тело всегда источает что-то тошнотворное, от чего хочется поскорее отвернуться. Полина потянула рукав, пытаясь отделаться от старухи, но старые когти крепко вцепились в нежное тельце недавно купленной шубки.

– Миленькая, дак сметанка… какая ж дешевше? – В глазах старухи загорелась искорка. Озорная, даже веселая.

Полина застыла и, как будто не расслышав вопроса, с укоризной посмотрела на старуху. Неужели старость не может быть достойной? Почему она всегда вот такая: надоедливая, вредная, навязчивая? Данная как будто в наказание…